Лариса Королева - Три судьбы

— Снимите вы уже своего мужа с божнички! Что же вы так себя ведёте-то? Луна днём уходит с неба, но ночью снова возвращается, и нечего на неё молиться.

А Светлана в первые два года их с Лёшей отношений даже прямо в глаза ему не могла смотреть, всё опускала взгляд. Такой внутри неё был безумный трепет, что казалось, не вынести излучаемого им света! Но и она чувствовала себя оберегаемой и очень ценной для него. И никогда не возникало дурных мыслей о том, что, будучи в долгой разлуке, её молодой и красивый любимый мужчина может ей изменить, заинтересоваться, хотя бы на время, другой женщиной. Кто угодно, только не её муж!

Зато он её очень ревновал, хотя в начале отношений обещал этого не делать. Но она постоянно чувствовала себя «под колпаком», и не дай Бог, если кто-то на неё откровенно засматривался, или Лёша звонил, и не мог застать её дома. Он всегда всё контролировал, всё видел и замечал. Смотрит на человека, и будто видит насквозь, кто находится у того за спиной. Возможно, это была профессионально выработанная привычка, как и прекрасно натренированная память. Во время движения по трассе, он всегда знал, кто едет впереди них, кто сзади. Чем не могла похвастаться Светлана, когда научилась водить сама. Если бы за ней целыми днями ездила какая-то машина, она не заметила бы преследования.

Впрочем, кто бы стал за ней следить? Кому она нужна? За мужа, да, переживала, хотя и не до фанатизма. Может, потому, что практически ничего не знала о его профессиональной деятельности. Он никогда работу не приносил домой. Как только переступает через порог, сразу на лице улыбка:

— Дети, где мама?

Светина подруга рассказывала о своём муже:

— Как получит разгоняй от начальства, так придёт домой и устроит всем разнос, на всех сорвёт своё дурное настроение.

Никогда у них с Лёшей такого не было. По каким-то косвенным признакам она могла догадаться, что у него неприятности на работе, но он не жаловался и почти ничего о своей службе не рассказывал. Ну, разве лишь изредка, если какой-то факт уже и так был ей известен. И она не знала, сколько страшных преступлений распутал Алексей лично, или раскрыли другие опера под его руководством. Испытывала ли она гордость за мужа? Ведь выходила-то замуж за лейтенанта, а потом он достиг таких вершин в карьере! Когда Мудров получил звание капитана, она сидела на работе и подсчитывала в уме:

— Если он станет майором, оклад у него будет такой-то, да за звание — столько-то. Сколько же мы денег получать будем? Ох, заживём! А если муж дослужится до полковника?

И когда Алексей получил за раскрытие важного преступления внеочередное звание, она сказала:

— Будешь ли ты генералом, неизвестно, давай как следует отметим полковника!

Они пригласили друзей в кафе, а на следующий день пошли вдвоём гулять и пить пиво с раками. И это было так шикарно! Звание генерала они с таким «размахом» не отмечали.

Она взяла за правило не говорить ему лишнего, чтобы не расстраивать понапрасну. Обошлось, и обошлось. Так не раз бывало. К примеру, у неё была портниха, которая жила в пятидесяти километрах от города. Далеко, конечно, но уж очень хорошо она шила. Светлана заказала платье к своему юбилею и попросила мужа, чтобы водитель её отвёз на служебной машине. И они поехали. Метель, гололёд, машину то и дело заносило, они с трудом добрались до дома портнихи и так же сложно возвращались обратно.

— Алексей Павлович мне сейчас шею намылит за то, что я вообще выехал по такой-то погоде, — сказал водитель, когда они подъезжали к дому.

— Не намылит, — возразила Светлана. — Вы придёте, доложите, что свозили меня. Он спросил: «Всё нормально»? А вы ответите: «Да, всё нормально», и идите. Самое главное — не вдаваться в подробности.

Может, потому они никогда с мужем и не ругались, что она ловко нивелировала все острые углы. Если и случались разногласия, в основном из-за девчонок, то отношения выясняли не при них. И хотя Света относилась к детям строже, чем муж, он всё же оставался «тяжёлой артиллерией». Если дочки не слушались, она грозно предупреждала:

— Сейчас папе позвоню!

Но никогда не звонила для того, чтобы пожаловаться. Она свято верила в то, что у неё лучшие в мире дети и лучший в мире муж. И если с ним и не легко, то всё равно надёжно.

Время от времени Лёша заводил разговоры о том, что хорошо бы завести ещё одного ребёнка, он очень хотел сына. Но в девяностые годы не просто было решиться на такой шаг, уж слишком всё было зыбко и неопределённо, да и возраст поджимал. Кроме того, вырастив практически без посторонней помощи две дочери, разница между которыми была всего год и два месяца, она ещё долго вспоминала, как тяжело ей пришлось, и даже на беременных женщин спокойно смотреть не могла, и чужие малыши не умиляли, ничуть не хотелось с ними посюсюкать. Когда же Светлана отошла от мыслей о том, что дети — это страшно тяжело, и пришла проконсультироваться о возможной беременности к гинекологу, та ей сказала: