Мария Воронова - Сама виновата [litres]

Полина вышла из кафе и побрела по набережной в поисках телефонного автомата. Скорее всего, папа не захочет ее знать после такого долгого перерыва. Естественно, пока дочь была на коне, то отец не нужен, а как попала в беду, так сразу примчалась: «Папа, спаси!»

Что ж, она это заслужила. Еще много лет назад, когда слушала липкие от патетики речи Пахомова, что отец предал их с мамой, а благородные люди не должны прощать такое. Ах, как жадно она глотала эту наживку, как соглашалась с каждым словом замечательного Василия Матвеевича!

Но и папа заслужил узнать о сегодняшнем выступлении дочки от нее самой, а не от доброжелателей.

В первом телефоне была с мясом оторвана трубка, а второй работал, хотя и слегка пованивал.

– Да. – Она так давно не слышала папин голос, что с трудом узнала его.

– Это Полина.

– Ох, доченька, как я рад тебя слышать!

– Правда?

– Ну конечно.

Она всхлипывала в трубку, не зная, что сказать.

Они думали, что опоздают, но закрытый допрос все продолжался.

В коридоре было почти пусто, только на банкетке сидела соседка Фельдмана.

Полина устроилась рядом. Женщина достала из кармана карамельку, Полина обычно такие не ела, а тут взяла, с трудом отлепила фантик и положила конфетку в рот. Оказалось похоже на камешек с острыми углами. Соседка сказала, что вдова демонстративно покинула здание, заявив, что не желает участвовать в этом безобразном судилище, а вслед за нею потихоньку расползлись и приспешники. Журналисты тоже подрассосались, понимая, что такой материал им никто не даст напечатать, и вообще лучше держаться подальше от этой скользкой темы. Только самые отважные курят во дворике.

– А ваши родители знали? – спросила женщина.

Полина отрицательно покачала головой.

– И не догадывались?

– Мама радовалась, что я тяготею ко взрослым, значит, не попаду в дурную компанию, иронично, не правда ли? А папа… Папа тоже не знал.

– Тогда им лучше и дальше ничего не знать, потому что иначе придет такое чувство вины, которое их просто убьет.

– А как же мои показания?

– Не думаю, что они получат огласку. Сплетни, конечно, в народе поползут, но быстро заглохнут. Взять хоть эту девочку несчастную… – женщина горько вздохнула, – было заведено уголовное дело, то есть довольно много народу оказалось посвящено в ситуацию, и что? Волна взметнулась и погасла, как не было, не забрызгав даже краешка светлого образа великого творца. Думаю, так произойдет и в этот раз.

– Хорошо бы.

Двери со стуком отворились, и их пригласили войти.

Оттого, что в зале оказалось очень мало народу, совершенно исчезло ощущение значительности происходящего, превратив суд в рутинную бюрократическую процедуру, когда несколько равнодушных людей равнодушно решают судьбу человека.

Лариса увела дочку, закрывая ее шалью, как крылом, и когда Семена ввели в зал, он оглянулся, не увидел ни одного родного лица, растерялся и сник.

Судье, казалось, все равно, что происходит, а заседатели сидели как потерянные. Молодцеватый военный за два часа словно постарел на десять лет, китель обвис на нем мешком, а второй просто не знал, куда глаза девать, он быстро крутил в пальцах карандаш, как будто полностью сосредоточившись на этом занятии.

– Семен Яковлевич, расскажите, пожалуйста, суду, что произошло в тот вечер, – процедила судья.

Фельдман встал:

– Да что рассказывать?

– Правду! – рявкнул военный.

– Вот именно, – поднялась прокурорша, – вы уже достаточно лгали следствию и суду, Семен Яковлевич. Пора исправляться.

Судья молча кивнула.

Фельдман беспомощно огляделся и вдруг встретился с нею глазами.

Полина кивнула и одними губами прошептала: «Скажи правду», как будто подсказывала на уроке. Только в школе она никогда так не делала, потому что почти не ходила на занятия и не завела ни друзей ни подруг, и вообще ей очень нравилось смотреть, как люди садятся в галошу.

– С какого места говорить? – хрипло спросил Фельдман.

– Давайте с вашего визита в дом Волковых.

– Ну что… Я пришел, позвонил Ларисе… Она похвасталась, какая Зина умница, так пришлась по душе Пахомовым, что те пригласили ее в гости с ночевкой. Я порадовался за племянницу, потому что она у нас действительно очень хорошая девочка, и поэтому меня нисколько не удивило, что пожилые люди хотят провести с ней время. В лоб не влетело! – Семен наморщился и махнул рукой. – Идиот, что вы хотите? Слава богу, тут показывали «Кинопанораму», и мы с Галиной Михайловной разговорились… Я тут же рванул обратно звонить сестре, но она уже ушла в театр, первый раз я ее буквально на пороге поймал. Пришлось самому гнать в город.