Мэри Торджуссен: Пропавший

Я в ужасе смотрела на него, не понимая, почему сама ощущала себя с Кэти совершенно иначе.

– Ты ведь мне рассказывала об отце. Или уже забыла?

И мне вдруг вспомнился один вечер ранним летом, когда мне было семнадцать лет, и я убежала из дома в слезах, потому что отец набросился на маму. Ушла к Кэти, и родители не слышали, как я вернулась. Я же видела все, что он творил с мамой, но не остановила отца. Я никогда не останавливала его. И сбежала к Джеймсу. Не к Кэти – ей я не рассказала бы, какие страшные вещи происходят у меня дома. Той ночью я поделилась с Джеймсом всем, а потом в письме, которое написал, расставаясь со мной, он посоветовал скорее покинуть родительский дом и обратиться за помощью к психиатру, поскольку в противном случае я бы окончательно стала копией отца. Я попыталась последовать его советам, но вот только… Все оказалось значительно сложнее, чем я предполагала. Не просто сложнее, а совершенно невозможно. Кровное родство. Теперь уже мне было легче вспоминать о событиях сегодняшнего дня, чем о том, что происходило в далеком прошлом, когда я затыкала уши, чтобы не слышать криков боли, издаваемых мамой.

Я перевела взгляд на свечи, сильно разгоревшиеся на сквозняке, проникавшем в комнату через открытые двери.

– Значит, и телефонные звонки… Это тоже был ты?

Джеймс не ответил, но я знала, что права.

– Для тебя это в пределах нормы звонить женщинам и что-то разбивать, чтобы заставить их кричать от страха?

– Прости, я разбил тогда бокал Веры Вонг случайно. Хотел купить другой на замену, но их уже не оказалось в продаже.

– И ты забрал бокал у меня?

Джеймс пожал плечами:

– Ты же знаешь, как Кэти их любила.

Еще один фрагмент сложной мозаики встал на место.

– Ты отправил мне то фото?

– Какое фото?

– На котором я в «Сэйнсберис» покупаю свечи. – Я снова чувствовала, что схожу с ума. Значит, и здесь Мэтт оказался ни при чем? Он не следил за мной в супермаркете. – Я получила снимок на телефон утром. Значит, и это тоже твои проделки?

– Да. Ты покупала вино, свечи, цветы, – произнес Джеймс. – А еще сыр бри. – Он пристально посмотрел на меня. – Разве беременным женщинам можно пить вино и есть бри?

У меня раскраснелось лицо, но я промолчала.

– Но ведь ты вовсе не беременна, верно? Неужели ты рассчитывала ввести кого-то в заблуждение?

– Я была беременна, – ответила я, но прозвучала моя фраза неубедительно. – Была. Случился выкидыш.

– Чепуха! Перестань лгать, умоляю тебя! Ты не была беременна и прекрасно знала об этом.

– Но как… Откуда тебе все известно?

– Потому что, когда носила моего ребенка, ты выглядела совершенно по-другому.

В комнате воцарилась тишина. Я с трудом дышала. Мы не затрагивали эту тему более пятнадцати лет.

– Ты тогда заметно смягчилась. Я догадался о твоей беременности еще до того, как ты сообщила мне о ней. А сейчас… – Джеймс презрительно усмехнулся. – Ты только взгляни на себя, Ханна!

Он вскочил с дивана, схватил меня за плечи и заставил подойти к зеркалу. Слезы замутили мой взгляд. Джеймс обхватил меня, почувствовав мою податливость, и встряхнул. И мне вспомнилась наша с ним последняя встреча задолго до того, как он сошелся с Кэти, когда Джеймс точно так же встряхнул меня, услышав, что я побывала в больнице и больше никакой беременности нет. «Но ведь это был бы и мой ребенок!» Его голос сорвался почти до визга. Я пыталась объяснить ему, что отец не позволил бы мне оставить ребенка. Это он отвез меня в клинику и все организовал. Грозился навсегда отречься от меня, если бы я родила. И мою маму избил до полусмерти. Но только Джеймс уже не слышал меня. «Но ты же обещала выйти за меня замуж! – крикнул он. – Мечтала, что мы поженимся и будем вместе растить малыша!»

У меня тогда все еще болело после процедуры, я неделю толком не спала, голова раскалывалась от боли. Мне не следовало тем вечером приходить к Джеймсу домой. Отец категорически запретил мне вообще видеться с ним. А его запреты нельзя было нарушать. Он требовал беспрекословного подчинения. Но он на час отлучился для встречи с клиентом, и у меня появился единственный шанс успеть поговорить с Джеймсом. И этот час быстро истекал. Страх, что отец обнаружит мое отсутствие, довел меня до крайности. И когда Джеймс стал кричать, ругаться, не желая даже выслушать мои доводы, у меня подскочило давление, голова закружилась, и я ударила его.

Я била его и раньше, а он неизменно прощал меня, но в тот раз… Надо сказать, что и ударила я его сильнее, чем обычно, сразу поняв, что не обойдется без огромного синяка под глазом. Глаз начал заплывать и закрываться. Джеймс замер, после чего произнес: «Уходи!» Я уставилась на него, мне даже хотелось, чтобы он нанес мне ответный удар, чтобы я вмазала ему еще раз изо всех сил. Но меня остановило выражение отвращения ко мне, читавшееся на его лице. «Уходи», – повторил Джеймс, и у меня потекли слезы. Даже в тот момент я все еще жалела только себя.