Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Он сел на диван.

Вот что и странно во всем этом деле: для любовного быта столько простых решений вокруг – почему Борис выбрал сложное?

И главное, обе девки – просто зашибись.

Ирина эта. Которая в бегах. Мышка серая. Таких пруд пруди. К тому же такая втюрится – вообще не дай бог. Не будешь знать, как отделаться… Или с такой это как раз проще, чем с профессиональной шалавой? – стер номер, заблокировал ее, и привет: столь разные сферы московского общества вращались, не соприкасаясь… Ну допустим. Но Белова! Богомол, который медленно передвигает конечности, лупится глазами-шариками. Такое даже и трогать-то не захочешь, не говоря о… – Петр невольно представил себе Белову в постели: сплошь костлявые конечности, колючие углы – локти, колени. Как будто конечностей у нее вообще шесть. Да ну. Невозможно же все время думать про то, какая она знаменитая.

Вот та, другая – та, конечно, другое дело. Вероника эта, как ее там, фамилия прибалтийская, наверное. Или украинская? Шикарная баба.

С такой все понятно.

Она может думать о твоей кредитке или своих лысых покрышках, а взгляд – все равно блядский. Впрочем, не «а», но как раз поэтому.

Петр приспустил трусы.

Она совсем другое дело. Вероника эта. Все понятно – как, что и зачем.

Она тебе на все сама найдет ответ…

…Другой рукой он схватил контейнер и еле успел.

Для гастролей в Москве Маркус Юхансен выбрал ресторан «Скифы».

Вера приветливо оглядывала зал, полный ропота и шорохов, совсем как театральный перед подъемом занавеса. От публики исходило свечение довольства, добротности. Все уже раскланялись друг с другом, все были более или менее знакомы. Чужих в этот вечер в «Скифах» не было. Метрдотели стояли с видом футбольных судей – заложив руки за спину. Официанты еще не показались. С улыбкой предвкушения Вера оглядывала приборы на столе, снова зал. И только когда взгляд спотыкался о мужа, сидевшего напротив, Вера опасалась, что улыбка ее выглядит деревянной.

Приходилось говорить без умолку.

– Ему двадцать два или вроде, представляешь? Младше Витьки.

Борис изучал меню.

– А мать и отец при нем вроде менеджеров. Был трудным подростком, из школы выгнали, и пожалуйста. Миллионер и звезда. Открыл ресторан в каком-то своем норвежском или там шведском Мухосранске. Только для понтов – чтобы все к нему ехали. И все едут, представляешь? А младше Витьки.

Борис выудил телефон. Быстро проверил экран, убрал. «Выключил звук», понадеялась Вера. Он снова уткнулся в меню. Что там можно высматривать? Тем более что принесут все равно всем одно и то же, в одном и том же порядке.

– Селедка, – сообщила Вера. – Первый номер программы. Это должна быть лучшая селедка в нашей жизни. То, ради чего эта рыба существует. Идеальная селедка, – пересказала она близко к тексту, что писала о Юхансене главный ресторанный критик Москвы.

Борис опять вынул телефон.

Вера осеклась. Но быстро себе сказала: может, это по работе. Борис набрал номер, приложил к уху. Вера подняла вилку, не удержалась. Форма показалась знакомой. Обычные вилки «Скифов» – тяжелые, серебряные, в завитках – убрали на вечер гастролей. Маркус Юхансен так крут, что выездные ужины дает только со своим реквизитом. Из «Скифов» вынесли все: барочные столы, тяжелые стулья, сняли даже хрустальные люстры. Скатерть перед Верой была бумажной. Пластмассовый табурет, впрочем, оказался удобнее, чем выглядел. Вера перевернула вилку, и точно – она не ошиблась: стояло клеймо ИКЕА. Когда-то ей казалось, что круче ИКЕА нет ничего. Потом посуда ИКЕА стала верным знаком говноресторанов, вспухавших и лопавшихся по всей Москве со скоростью кипения воды. «Скифам», например, все приборы отливали по индивидуальному заказу во Франции, – Вера знала, ей Аня рассказала. «Ничего не должно отвлекать от еды», вспомнила Вера статью про Юхансена. Позавидовала. Маркус Юхансен так крут, что делает, что хочет. Крут ли Борис? В смысле, что у него много денег, сильные друзья и есть выход на президента – да. Может ли он делать, что хочет? Вот именно.

Борис убрал телефон. На том конце так и не взяли трубку. Опять.

Вера улыбнулась ему через стол:

– Поди пойми с пацанами. Ты психуй сколько хочешь, ногами по потолку бегай, а он то ли в тюрьму сядет, то ли станет звездой.

Слава богу, Витя не такой, подумала она. Она бы не выдержала. Витя с детского сада знал, что он мамин лучший друг. Мамина гордость.

Борис опять выудил из кармана телефон.