Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

– Я на пять минут, – пообещала она концертмейстеру. Та кивнула. А когда убедилась, что Даша вышла, убрала приветливое выражение с лица, вынула из стоявшей на полу сумочки киндл, чиркнула пальцем по экрану, поставила поверх нот и принялась читать с того места, где прервалась, когда в метро объявили остановку «Театральная».

Вероника сидела перед зеркалом. Оно правдиво говорило ей, что она прекрасна со всех сторон. Вид анфас. В одной створке – профиль справа, в другой – профиль слева. Важно видеть все, когда перед спектаклем накладывают грим. Все балерины подставляли лицо рукам гримерш. Переход от своего привычного лица к грубой и яркой театральной маске доставлял Веронике жутковатое удовольствие. С ударением на «удовольствие». Она приблизила лицо к отражению, подтерла пальцем упавшую с ресниц крупинку туши. Откинулась. Грим – это броня.

Некстати вспомнилась мама. Ее «страшненькая, бедняжка». И бабушкино в ответ: «Страшилище мое!» Бабушка думала, что получается ласково. На самом деле – ранило не меньше. Обе считали, что талант и труд все перетрут.

И с тех пор ненавидела вот это все: работай, трудись, бесконечные мамины «упражняйся!», «растягивайся», «сколько ты уже сидишь в шпагате? – еще!»

В балете лицо не должно быть ярким. Или красивым. Оно должно быть сценичным. То есть блеклым, но пропорциональным: чтобы легко поддаваться гриму. Как пустой лист. У Беловой такое. «Не дай бог», – подумала Вероника: куда с такой рожей в жизни? Детей пугать. Нет, серьезно. Вот к ней чужие малыши всегда простодушно тянулись: считали тетю «принцессой».

Вероника понимала, как ей повезло.

Брехня, когда говорят, что красавицам трудно. Это придумали уродки себе в утешение. Красота – это радость. Красота – это счастье. Красота – это почти талант. Красота Вероники ни у кого не вызывала сомнений. Вероника была красива так, что понимали даже дети и оборачивались даже женщины.

Красота, конечно, тоже проходит. Как и балет. Но ведь балет пройдет еще раньше! Умело совмещая ботокс, филеры, пластику и ежедневный уход, размышляла перед зеркалом Вероника, можно и в сорок выглядеть на двадцать пять. А в балете сорок лет – край могилы: прощай, сцена, – здравствуй, пенсия.

Вероника не любила балет. Он был вроде мужика, который точно бросит тебя в свой срок. Любить такого бессмысленно – из него просто нужно успеть выжать побольше. И Вероника выжимала: из балета и из мужиков.

Но пока балет был с Вероникой ласков. Даже щедр. Роли, положение, зарплата. У нее охотно брали интервью бабские журналы. В интервью она говорила: «С одеждой, стилем у меня проблема: мне идет абсолютно все».

Из балета еще можно было выжать немало… если бы только не эта Белова!

Вероника расстегнула сумку, валявшуюся на полу, наклонилась под зеркало, открыла шкафчик, чтобы забрать диадему. Сердце екнуло.

Шкафчик был пуст.

Вероника набрала костюмершу Риту. Слушала свое бухающее сердце – и длинные гудки в трубке.

Сообразила: точно, сегодня же спектакль у Беловой – Рита готовит ей костюм. Вероникин костюм. Белова влетела в репертуар на ходу. В Лондоне. Пришлось влезать и в чужой костюм тоже. Белова изобразила питерскую скромницу – чужой так чужой: конечно, никаких проблем. И Веронике тоже пришлось в ответ изобразить паиньку: конечно, пусть берет – я только рада, что подошло.

Вот и довыпендривалась.

Рита ответила – хамским тоном, для чужих:

– Костюмерная. Ну?

– Риточка, не скажешь ли, где моя диадема?

Поняв, с кем говорит, Рита тотчас плюхнула в голос сиропа:

– Вероника, дорогая, ты что, в театре? А я думала, ты на больничном.

– Да, у меня грипп. Зашла в театр сумку забрать, – неохотно пояснила Вероника.

Рита все лила сироп:

– Ой, а я не знала. Да мне Аким сказал: ты на больничном, а этой… новой… диадема нужна на сегодняшний спектакль.

– Понятно, – выдавила Вероника.

Вот и доигралась. Идиотка.

– Ой, я, наверное, зря не стала с Акимом спорить? Надо было сказать ему, что не распаковали твои диадемы еще. Да? – засуетилась Рита.

Боится испортить отношения, угрюмо подумала Вероника. Мягко ответила:

– Нет-нет, ничего. Все правильно.

Вдруг ненатурально вышло? Добавила, начав из лучших побуждений – но все-таки не удержалась:

– Мне же не жалко… Если ее это украсит.

Рита с облегчением захихикала – сироп сменился ядом:

– Такую каланчу? Ой. Я этого не говорила. Выздоравливай, главное, поскорей! А то нам на это питерское чудо смотреть придется, пока не выздоровеешь. Мы по тебе уже скучаем!