Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

– Просто великой артистке надо было побеситься. Разогреть нервы перед спектаклем.

– У меня нервы в порядке! – успела вставить Даша.

Никто ее не слушал.

– Да, да, – подтвердила Вера Марковна. – Такой вот был характер. Гениальная артистка!.. Стерва и говно, – добавила тихо.

– Но все ее принимали такой. Понимали! – примирительно заключил Аким. – Принимали сложность творческой натуры.

– Я не прятала эту картину! Я ничего не путаю! Я точно помню! Я все помню!

– Дело не в картине. Дело в характере.

– И манерах, – тихо, но отчетливо вякнула из своего кресла Вера Марковна.

– Эта картина – не та! – гнула Даша. – Не та!

Аким сжал губы. Его отвлекла вибрация телефона по ляжке. Он только секунду глянул, кто звонит. И понял, что войны на два фронта не выдержит. Звонил Свечин, отец Майи.

– Даш, одну секунду, – не глядя на сцену, поднял Аким палец. Ответить на звонок пришлось:

– Да?

Аким чувствовал, как стрелы впиваются со всех сторон.

Со сцены: «Но я не вру! Не придумываю!»

Из трубки: «…Я ведь с полным пониманием отнесся к тому, что Майю не взяли в премьеру «Сапфиров»! Все в порядке, мы же не какие-то такие…»

Из зала пялились репетиторы. Перед ними нужно было держать фасон. Делать вид, что ты все еще сверху.

Аким не чувствовал себя сверху. Он чувствовал себя, как святой Себастьян со старинной картины. Голый, томный и истерзанный.

Прикрыл трубку, крикнул на сцену:

– Даша, я тебя понял.

Голос Свечина танцевал по его барабанной перепонке. И это был воинственный танец туземцев из бухты Кеалакекуа, где, по легенде, съели капитана Кука.

– Я вас понимаю, – ответил главе Президентского комитета Аким.

Он сказал бы это, даже если Свечин утверждал, что у стен театра высадилась флотилия летающих тарелок и зеленые человечки не гармонируют с зелеными насаждениями, которыми освоила городской бюджет московская мэрия.

Уже четыре года Аким удерживался в кресле директора балета, потому что умело применял в управлении труппой принципы японской борьбы айкидо, основанные на использовании инерции противника. Попросту говоря, никогда не спорил с психами.

– Дело ведь не в этом… – не остановился Свечин.

Аким выслушал и опять посочувствовал собеседнику. Простился в ответ:

– Всего хорошего. До свидания!

Последним усилием воли Аким бережно убрал свой дорогой телефон обратно в карман. После чего лава, сдерживаемая на точке кипения в беседе со Свечиным-отцом, пробила последний слой почвы и, выбрасывая камни и пепел, устремилась вверх огненной струей.

Аким не мог заорать на прима-балерину. Как не мог шваркнуть об пол свой телефон. Хотя ему сейчас страшно хотелось сделать и то, и другое. Но телефон стоил дорого. А директор и прима не могут быть на ножах. Особенно в кольце врагов. Поэтому Аким заорал в сторону кулис:

– Петрович!!!

– Петрович… Петровича позовите, – подхватили голоса.

– Здесь он? Сюда! Сейчас же!

Шеф монтировщиков сцены Петрович выдвинулся из-за кулис.

Быстро покосился на сцену. На полсекунды он вообразил худшее: что кого-то из артистов убило упавшим противовесом. Такого, положим, в истории театра еще не было, но все когда-нибудь случается впервые.

Табунок кордебалета на сцене выглядел взъерошенным, однако не так, будто окружал мертвое тело.

– Петрович, – резко одернул Аким, – что у нас с картиной?

– С какой картиной?

– Даша, с какой картиной? – перевел стрелку Аким.

– С этой, – показала рукой Даша.

– А что с ней? – почесал репу Петрович.

– Это не она! – опять бросилась в карьер Даша. – Я не…

Но Аким умело ее осадил:

– Картина беспокоит балерину.

– А что на ней такое? – принялся недоуменно разглядывать картину Петрович.

Последний раз декорации к «Поцелую фавна» обновляли в 1951 году, еще при Сталине. Петрович работал в театре с 82-го. Он никогда не обращал внимания, что там намалевано: раз декораторов не расстреляли еще при Сталине, что с картиной может быть не так?

– Ну картина и картина, – резюмировал Петрович. – Нормальная. Поля-тополя. А что?

– В Лондоне была не та, – опять понеслась Даша. – У меня же прямо на нее прыжки идут. Я точно видела. Я все помню. Не та.

Сдаваться она не собиралась. Ей нужно во что бы то ни стало доказать самой себе, что с ней все в порядке.

Петрович растерянно посмотрел на Акима. Он не понимал, как поля-тополя могут мешать балерине: чтобы споткнуться, картина висела высоковато. Даже для такой высокой танцовщицы, как Даша. Аким ответил гримасой: мол, все понимаю, но…