Марина Ларина - Мне жаль тебя, или Океан остывших желаний

— Может, вам еще бутерброды сделать? У меня есть свежий батон, масло, сыр и даже неплохая колбаска…

— Нет, я на диете! — отказалась девушка и, кивнув на книгу, поинтересовалась: — Ну, и как вам книга?

— Нет слов, — улыбнулся Градов. — Отец рассказывал вам, как мы когда-то не смогли ее купить?

— Да, что-то говорил… — пробормотала девушка. — У вас денег тогда вроде не хватило…

— Ну да… — кивнул Градов.

— Но, кажется, с тех пор вы не очень разбогатели, — вздохнула девушка. — Кроме книг у вас, как я посмотрю, считай ничего ценного нет.

— Ну, во-первых, многие книги и вовсе бесценны… — начал было Градов.

— Теперь, когда все, что нужно, можно выудить из Интернета, книги — это, простите, на любителя. Для большинства современных людей книги — мертвый капитал… — пожала плечами девушка.

— И это говорит дочь Мальцева? — удивленно улыбнулся Градов. — Вы же, как мне говорили, вроде как на журфаке учитесь?

Девушка покраснела и поспешно поднесла к губам чайную чашку.

Градов же отошел к окну и закурил.

— Да вы курите здесь, я и сама с вами покурю, — предложила девушка. — У вас еще одной трубки не найдется?

— Нет, — покачал головой Градов и улыбнулся.

— Ну, тогда я буду свои, ментоловые, — со вздохом сказала девушка и достала из сумочки сигареты.

— Интересно, и как отец с матерью смотрят на то, что вы курите? — поинтересовался Градов, щелкая зажигалкой.

— А им вообще это до фени! — махнула рукой девушка.

— До фени? — удивился Градов. — А ведь, помнится, когда-то в юности Гена, будущий ваш отец, говорил, что если у него будет дочь и она, не дай бог, закурит, он придушит ее собственными руками… Он одно время встречался с девушкой, которая много курила. И потом долго плевался: «Целовать курящую девушку — это то же, что облизывать пепельницу…»

— Ой, ну вы скажете! — покачала головой гостья, затушивая сигарету. — Меня сейчас саму вытошнит.

— Ох, извините, я как-то не подумал, — слегка смутился Градов.

Девушка же протянула руку к серебряной табакерке и поинтересовалась:

— А эта ваша табакерка… Она дорогая, наверное?

— Для меня — да, — сказал Градов и добавил: — Ее мне подарили.

— Серебро, что ли? — продолжала интересоваться, вертя в руках табакерку, гостья.

— И серебро, и золото, и рубины… Но мне она дорога, как память… — вздохнул Градов.

— Это что, правда, самые настоящие рубины? — удивилась девушка, рассматривая яркие прозрачные кроваво-красные вставки на крышке.

— Знаете, там, откуда я ее привез, цветные стекляшки найти было гораздо труднее, чем настоящие рубины, — улыбнулся Градов. — А это подарок, так сказать благодарность, за одну конфиденциальную услугу. Видите, здесь выгравирован вензель? Английские буквы «ВВ». Это значит, «Big Buffalo» — «Большой Буйвол». Так называл себя один африканец…

— Африканец? — удивилась девушка. — Он, что, по-английски говорил?

— О, это был образованный африканец. Даже, я бы сказал, слишком образованный… — пробормотал в задумчивости Градов.

— Разве можно быть слишком образованным? — удивилась гостья.

— Можно, еще как можно… Эта табакерка была для него талисманом. Он считал, что она защищает от злых духов…

— И как же он с ней расстался?

— А он заказал мастеру сделать ему точь-в-точь такую…

— Здорово… — восхитилась девушка и, ставя табакерку на стол, добавила: — Ну, мне пора. Еще в гостиницу нужно устроиться. Вы не знаете, где здесь поблизости есть недорогая гостиница?

— А зачем вам гостиница? Вы и у меня можете переночевать… — предложил Градов. — Живу я один. А места, как видите, вполне достаточно.

— Ну ладно… — тут же согласилась девушка и, повеселев, заявила: — Тогда я в душ. А то с дороги без душа просто жуть.

— Там на сушилке висит чистое полотенце… — начал было Градов.

Но гостья его перебила:

— У меня свое есть. Не волнуйтесь.

— Я вам в зале, на диване постелю, — сказал Градов.

— Вы главное простыни достаньте, а постелить я и сама смогу, — кивнула гостья.

А Градов, всматриваясь в голубоглазую, с яркобелыми крашеными кудряшками розовощекую девушку, вдруг, вздохнув, заметил:

— Однако вы совсем не похожи на вашу мать…

— Вы знали мою мать? — удивилась девушка.

— Знал, еще как знал… — пробормотал Градов и, уже громче, добавил: — Но вы идите, идите, вы в душ, кажется, собирались…

Когда гостья вышла, он выбил из трубки пепел, снова набил ее табаком и, подойдя к окну, закурил.

Знал ли он ее мать? Знал ли он Лизу Мальцеву-старшую, тогда, в девичестве еще не Мальцеву, Голынскую? Сам Мальцев ему такого вопроса никогда не задал бы. Градов взглянул на старинную книгу с золоченым тиснением и у него вдруг промелькнула странная мысль… А не плата ли это за то, что в свое время он, по сути, проморгал такую девушку, уступил Лизу Мальцеву?