Виктория Платова - Увидимся в темноте

– Кошка, – сказала Катя, упершись лбом в грудь Сергея Валентиновича.

– Что? – переспросил Брагин. – Какая кошка?

– Не знаю. Она плачет.

– В смысле?

– Мяукает, как будто плачет.

– И где она плачет?

– За стеной.

– Я ничего не слышал.

– Ты и не мог отсюда. Но в спальне слышно. Если приложить ухо к стене.

– Хочешь, чтобы я послушал?

– Сейчас там тихо.

– Вот видишь. Значит, все хорошо.

– Ничего не хорошо.

Непонятно, к чему это относится – к абстрактной кошке или к их отношениям? Брагин зарылся лицом в Катины волосы – слишком короткие, слишком жесткие; надо же, его жена в очередной раз сменила имидж, а он даже не заметил этого. Вообще-то, Кате всегда шли экстремальные стрижки – вся эта рваная хаотичная геометрия висков и совершенно детская взъерошенность затылка. Они делали ее совсем юной. Такой себе тинейджер, дерзкий и независимый, и все ему сходит с рук – мелкое воровство в супермаркете, косячок с марихуаной, опасные связи с плохими парнями, угнанные мопеды.

Нет-нет, Катя – пай-девочка, мамина-папина дочка и жена унылого хорошего парня, так что мопеды – не ее история. Но стрижка и впрямь выше всяких похвал.

– Ты постриглась. – Брагин провел пальцами по Катиным волосам.

– Уже давно. Нужно что-то решать.

– С чем?

Сердце у Сергея Валентиновича упало. Что, если он все это время жил в своей реальности? Где ничего еще не потеряно и можно обнимать жену за угловатые, хрупкие плечи и качать на руках, как ребенка, – когда вздумается. И она всегда будет благодарно откликаться на его призыв. Так было все десять лет их супружества: не страсть, но спокойное ровное тепло. Согревающее, как глоток хорошего коньяка – слишком короткий, чтобы запьянеть по-настоящему. Но для бодрости духа вполне достаточно. Все путем, Сергей Валентинович, движемся дальше.

А если все не так и Катина нынешняя реальность кардинально отличается от реальности Брагина? И сейчас она скажет ему ужасные в своей будничности вещи. Нам нужно расстаться, Сережа, раз ничего не склеилось. И что тогда делать Брагину, куда двигаться? К гаражной вяткинской раскладушке?

– …С чем решать, девочка?

– С кошкой.

– Э-э… Которая за стеной?

– Которая за стеной и плачет, – уточнила Катя.

– И это все?

– Этого мало? Ты бездушный человек, Брагин.

– Я душевный, душевный, – тихо рассмеялся Сергей Валентинович. – Только не совсем понимаю, что должен делать.

– Нужно сходить туда. Выяснить, что случилось.

– Как ты себе это представляешь?

Катя, начавшая терять терпение, легонько ткнула Брагина ладонью в грудь:

– Я уже вычислила. Соседний подъезд, этаж – такой же, как наш. Только квартира расположена зеркально.

– Удостоверение с собой брать? – неловко пошутил Брагин.

– Возьми на всякий случай. Не помешает.

– Сразу начинать им трясти или по обстоятельствам?

– Просто узнай, что происходит.

Что-то все-таки происходит, и к гадалке не ходи. Не с каким-то паршивым котом – в гробу Брагин видел кота, – с ними обоими. Ладно-ладно, с этим он разберется, а может (и на это Сергей Валентинович надеялся больше всего) и разбираться не придется, все решится само собой. Так уже бывало раньше, в период нечастых размолвок. Нужно только немного подождать, и все дурное между ним и Катей – не вовремя сказанное и неправильно понятое – потеряет силу. Истончится. Растает, как снег на апрельском солнце. А там и до весенних ручьев недалеко – тех самых, по которым поплывут легкие бумажные кораблики их с Катей неизбежного примирения. Нужно только не упускать кораблики из виду, следовать за ними – так же, как Катя следует за своими. И в конце пути они обязательно встретятся.

Так и не решившись потревожить сидящую на коленях жену, Брагин нашарил под подушкой телефон и мельком взглянул на дисплей: пять сорок пять утра.

– Вся эта эпопея не потерпит пару часов?

– Значит, ты согласен.

– А куда деваться? – вздохнул Брагин. – Так и быть, загляну к котоненавистникам перед работой. Но в принципе…

– Что?

– Почему бы нам не сделать это вместе? Потом, кстати, можем позавтракать. В «Слонах».

Как же это у нее получается? Обвивать Брагина десятками рук, касаться сотнями пальцев, обжигать тысячью ртов? Эхом отдаваться в каждой клетке тела – отсюда сотни, отсюда – тысячи. Не было, говоришь, никакой особой страсти?

Ну-ну.

– Сдается в аренду. – Мягкие Катины губы коснулись его уха, и Брагин на секунду замер, прислушиваясь к себе – совершенно беззащитному перед этими губами. Безоружному. – Помещение сдается в аренду. То, где были «Слоны».