Сергей Жоголь - Имитатор

Несколько приглушённых хлопков, напоминавших щёлканье пастушьего кнута, прозвучали один за другим. В воздухе сразу же запахло порохом, и Птицын опустил пистолет.

— Ну что, Иваныч, давай поглядим, — поднимаясь с табурета, сказал Кривов.

Птицын бережно положил пистолет на стойку и двинулся к мишени. Белый лист, на котором чёрной краской был намалёван злобного вида мужик с ножом и пистолетом, был испещрён дырочками от пуль.

— И что у нас сегодня? — Птицын провёл пальцем по мишени. — Одна, две, три, четыре… а пятая-то где? Неужто промазал?

— Вон твоя пятая, прямо промеж глаз, вместе с четвёртой вошла, — успокоил Птицына Кривов. — Видишь, как край надорван?

— Ну, слава тебе, Боженька, что я с горя не окосел! А то я уж думал, что вовсе навык растратил.

В тире было сыро и прохладно, гудела вентиляция, из подсобки пахло опилками и краской. Кривов достал из кармана мелок и принялся отмечать пробоины.

— Ещё хочу, — сказал Птицын и посмотрел на Кривова вопросительно.

— Так стреляй, чего уж? Патронов, слава Богу, пока хватает.

Птицын снарядил ещё два магазина, расстрелял их, почти не целясь, и снова двинулся к мишени.

— А вот теперь хуже — глянь как всё разбросал.

Птицын сорвал мишень, скомкал её и вернулся на исходный рубеж. Он уселся на скрипучую лавку, достал пачку и закурил. Кривов сходил в подсобку, принёс маслёнку и банку с ветошью и поставил на стол.

— Ну, значит, хватит. — Кривов глядел на Птицына с плохо скрытой тревогой.

— Да не прёт чего-то. Раз уж не задался день — так не задался. — Птицын отсоединил затвор и принялся водить ёршиком по каналу ствола. Кривов посмотрел на него искоса.

— Всё по поводу Женьки убиваешься? Весь осунулся — лица на тебе нет. Тебе с твоими болячками покой нужен да лечение соответствующее, а ты всё на оперативные просторы рвёшься. Ох, доиграешься ты, Володя! Помяни моё слово: доиграешься!

— Да как же ты не поймёшь?! — вспылил Птицын. — Женька — он же для меня как сын… ну не как сын, так как брат был. Сам ведь понимать должен…

— А я и понимаю! — строго сказал Кривов. — А вот ты — нет. Жизнь — она штука такая, да… Нет твоей вины в Женькиной смерти. Сам он в органы работать пошёл — сам и путь этот опасный выбрал. Так что ты не о Женьке теперь, а о болячках своих подумай. Доиграешься ты, дружок, — и за Женькой вослед. Только вот он за дело сгинул, а ты так пропадёшь, по дурости своей. А Женька — он что? Что сделано, того уж не воротишь. Твоя-то жизнь с его смертью не закончилась.

Птицын глухо рассмеялся:

— А вот для Женьки закончилась. Хреново ты утешаешь, Сергей Михалыч. «Сам знал, сам выбрал»… Это всё я… Я виноват в его смерти, и хоть что хочешь мне говори, пока скота этого Кастерина в землю не зароют, не успокоюсь я.

Кривов сверкнул глазами:

— Прекрати! Ишь, нюни распустил! Ты у нас кто — начальник угро! Тебе киснуть не положено. Говорю тебе: в смерти Янчина ты не виноват — и точка!

— Да как же не виноват? Это я же ему в банду внедриться приказал. Мог бы сам пойти, а я его… Теперь как мне его жене и сынку в глаза смотреть? Пацанёнку Женькиному только четыре, а он всё уже понимает. Видел я его глазки на похоронах. У… — Птицын поморщился и схватился за висок.

— Что, опять? — забеспокоился Кривов.

— Да нет, ну разве только чуть-чуть.

Он отбросил затвор и тряпку, откинулся назад. Под потолком включилась вентиляция. Некоторое время они сидели молча, потом Птицын вынул пачку и закурил.

— Куришь ты, Володя, без меры — вон как и руки у тебя дрожат, хоть и молодой ещё. Оттого и в стрельбе у тебя результат слабенький. Глянь-ка на мои ручонки. — Кривов вытянул руки ладонями вниз. — Я тебя старше лет на десять, а пальцы у меня не дрожат. Да и глаза ещё зоркие, видят мушку — потому и стреляю хорошо.

Птицын фыркнул:

— Так ты же у нас, Михалыч, заслуженный мастер спорта, а я кто? Ты у нас с утра до ночи в своём тире сидишь, а у меня помимо пальбы знаешь сколько забот? Спекулянты, жулики, убийцы — всех и не упомнишь! Опять же, Пашка этот клятый… Я ведь, когда Янчина закапывали, себе слово дал, что не успокоюсь, пока его убийцу не покараю! Я ведь Пашку Кастета ловить не собираюсь. Я его, гниду, пристрелю — пусть только попадётся! Мог бы уже вчера — ан нет… Упустил я Пашку, а теперь вот ещё напасть: Еленин ведь меня от кастеринского дела отстранил.

Кривов насторожился:

— Отстранил? Тебя? Это что ж, из-за здоровья?

— При чём тут здоровье? Еленину до моих болячек дела нет.