Сергей Жоголь - Имитатор

Пичужкин выгнулся, точно его передёрнуло током, надул щёки и, осушив за раз полстакана своего травяного чая, фыркнул:

— Мне до Глашкиных прелестей дела нет — я женат, между прочим.

— А где же жена? — тут же спросил Птицын.

— В отъезде. У сестры в Ялте гостит.

— Что ж у тебя за жена-то такая, если ты срач в квартире развёл с кошками своими?

— Нормальная у меня жена. Она, может быть, тоже животных любит. Так что кошек моих не троньте, да и вообще… не ваше это дело. Пришли тут, понимаешь! Я к ним с душой, а он меня в паскудстве всяком обвиняет!

— Ладно-ладно, дядя. Этот я так, шучу, чтобы, так сказать, разговор поддержать. — Птицын фыркнул и снова насел на Трефилова. — Ну вот. Видишь, что про твою орущую бабу достойные… — Птицын поморщился, — люди говорят, а кто-то из-за неё хочет нам всю операцию сорвать.

Антон ещё сильнее поджал губы:

— И что? Ну выпивает женщина, ну жизнь личную устроить желает. Что же, она после этого и не человек?

— Стой, тварь! Куда?! Люди добрые, да что ж это делается?! Да средь бела дня живого человека да по голове… а-а-а! — снова послышалось из дома напротив.

— Твою ж мать! Может, и правда у неё кого порезали? — Птицын посмотрел на Кравца, тот пожал плечами.

— Сам решай, Иваныч. Ты у нас главный — с тебя и спрос.

Степан Маркович Кравец начинал служить в уголовном розыске ещё задолго до прихода туда Птицына. Проявил себя неплохо, но до высоких чинов не дослужился, так как довольно часто прикладывался к стакану. Тем ни менее Стёпа Кравец являлся одним из немногих в Управлении, с чьим мнением Птицын по-настоящему считался. Это было, несомненно, связано ещё и с тем, что Птицына и самого в Управлении не жаловали. Если бы не высокая раскрываемость на вверенном участке, его и самого уже давно выперли бы не только из уголовного розыска, но и из партии.

— Убили! Убили! Сволочи! — снова заорала баба.

Из подъезда вышли две молодые женщины и подросток. Потом выползла какая-то бабка и тоже принялась орать:

— Вон оно как! Чего ж такое делается?! Где ж милиция, куда смотрит?

Вышли ещё одна женщина и старик на костылях. Все задирали головы и смотрели на окно, из которого доносились вопли. Псина, что до того лежала почти без движений, поднялась, отбежала в сторону и принялась истошно лаять, словно поддерживая всех тех, кто вывалил из своих домов поглазеть на то, что же случилось в злополучной квартире. Птицын сплюнул, провёл ладонью по подбородку и проворчал:

— Что за день-то сегодня такой? Ну что, Антоха, похоже, повезло тебе. Посмотри, что за дела: если уж там действительно труп, тогда откроешься. Правильно я мыслю, а… Маркыч?

— Я же уже сказал: ты главный — тебе и решать, — повторил Кравец. — Только если Кастет вычислит нашего кучерявого…

— Паша Кастет, если теперь и явится к Лерке своей, то тут же свинтит. Не сомневаюсь. Разу уж соседи такой кипиш подняли, что хоть живых выноси.

— Может, мне сходить — я не так заметен, как Антон? — Кравец немного ожил. — Меня, глядишь, и не вычислит, а вот Антошку точно приметит.

— Не приметит, Степан Маркович. Я же быстро, одним глазком! — взмолился Трефилов.

— Дуй, салабон, — прикрикнул Птицын. — Разбирайся, что к чему, только по-тихому. Не вздумай удостоверением козырять.

Антон накинул куртку и выскочил из квартиры.

Пока их молодой коллега шёл по двору, Птицын и Кравец внимательно за ним следили. Когда Антон исчез в подъезде дома напротив, Пичужкин, как бы между прочим, равнодушно заявил:

— Глашка частенько так орёт: примерно раз или два в неделю. С хахалем очередным что-то не поделила — вот и голосит. Скоро вернётся парнишка ваш, помяните моё слово.

Птицын опешил.

— Что значит «раз или два в неделю»? Она что же, всегда орёт, что кого-то убивают?

— Убивают, режут, колют… орёт постоянно, что ни по́падя. У неё всегда кого-то поначалу убивают, а потом выясняется, что либо ей по мордам дали, либо она сама очередному хахалю рожу расцарапала. Говорю же: бедовая баба, а проще сказать, дура она, как вы и сказали. Дура набитая.

— А что же соседи? Бабка ж та вроде как милицию требовала…

— Правильно. Требовала. А кто ещё на Глашку управу найти должен? — выпалил Пичужкин. — Раз уж вы сюда явились — так и разбирайтесь с пьянью этой! А то только и можете честных людей оскорблять! Вон она, Глашка Стрельникова, нарушительница порядка — вот и принимайте к ней меры.

— Да что ж ты… — Птицын сжал кулаки, лицо его стало пурпурным. Он двинулся в сторону толстяка, но тут Кравец ухватил его за рукав: