Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Боже, как же вкусно! – Герда отправила ложку в рот, затем еще, еще, еще. – Фантастика.

Фима Кляпов, словно официант, налил ей в чашку крепкого душистого чая с бергамотом.

– Чудо… вы волшебник… как же вкусно. – Герда уплетала флан, забыв обо всем. – А вы? Почему вы не садитесь?

– Я хочу так. – Он смотрел на нее. – Кто готовит – тот и подает. Тот и саночки возит, Герда.

– А это что? А это? – Герда уже сама тянулась и к клубничному торту со взбитыми сливками, и к птифурам. Фима Кляпов накладывал ей. – Это позорно так объедаться… но я удержаться не могу. Я просто не могу удержаться. Это божественно! Откуда вы узнали, что я обожаю сладкое?

– Интуиция. – Низкий баритон Фимы Кляпова слегка охрип. Но он держал себя в руках.

– Эти маленькие пирожные…

– Птифуры.

– Они просто во рту тают, Фима!

Он смотрел, как она облизывает свои полные губы со следами взбитых сливок. Наступал на горло собственной мечте – стереть весь этот сладкий крем поцелуем… Терпел…

– Я сейчас лопну, – призналась Герда. – Это минимум три кило. И на весы не надо вставать.

– Не надо вам никаких весов.

– Фима, спасибо. Я не ожидала… Вы все время меня чем-то удивляете. Поражаете. – Она подняла взор свой на него. Смотрела через очки. – Надо же… повар… и такой кудесник.

– Это еще не все. – Фима снял поварскую куртку и надел пиджак. – Идемте.

– Куда? Фима, у меня буквально несколько минут. Я не могу опаздывать на этот чертов семинар. Они хотят, чтобы я выступила и рассказала про наш город и…

– Не опоздаете. – Он распахнул перед ней дверь кафе и кивнул на двери роскошного бутика «Кристиан Лабутен», что как раз напротив.

Они зашли. Там все уже было готово. Менеджер торгового зала встретил их, рассыпаясь в комплиментах. Продавец закрыл бутик, повесив табличку «Технический перерыв».

Витрины, а на них знаменитые туфли – лабутены. Лодочки на шпильках, босоножки на каблуках. Известные всему свету туфли с красной подошвой.

Фима Кляпов усадил Герду на бархатный пуф. Продавец подал ему коробку. А в ней…

– Ой! – воскликнула потрясенно Герда.

В коробке маленькие лабутены – серебряные, усыпанные стразами. Воистину – золушкины хрустальные сияющие туфельки.

Фима Кляпов опустился на одно колено. Достал туфельки. Взял ногу Герды. Сам снял лофер и собственноручно надел ей золушкин башмачок.

– Вам велики, – прошептал он.

Надвинулся всей грудью, и согнутая нога Герды, обутая в сияющую туфельку, уперлась ему каблучком прямо в сердце. Фима Кляпов чувствовал, как в нем закипает кровь.

Герда смотрела на него молча. Она сняла очки. Держала их в руке.

Фима Кляпов очень бережно разул ее вторую ногу и надел туфельку. Затем он сунул руку в карман пиджака. Там лежала заветная коробка – футляр с кольцом от Тиффани с крупным бриллиантом. Он хотел было достать ее, чтобы сделать ей предложение – вот так, на коленях. С ее сводящим с ума золушкиным башмачком, достающим до самого его сердца.

– Фима…

– Что?

– Фима, нет.

– Почему нет?

Она убрала ногу с его груди.

– Фима, это не мое. Не для меня. Я не принимаю все это. Я все это от себя отринула. Как лишнее. Ненужное. Гламур… весь этот гламур. – Герда мягко ему улыбалась, кивнула на роскошные полки. – Это правда не мое. Я вам снова признательна. Но я не могу это принять. Вы только не обижайтесь, хорошо? Это все очень романтично. И очень красиво. Богато. Но это не для меня, понимаете? Это слишком. Это чересчур. Это так напоказ. Есть женщины, которым все это нравится. Которые об этом лишь мечтают. Чтобы все было вот так. Но не я.

– Не вы. – Фима Кляпов поднялся.

Футляр с бриллиантовым помолвочным кольцом от Тиффани так и остался в его кармане.

– Не вы, Герда, – повторил он.

Она вынула ножки из хрустальных башмачков, которые и точно были ей велики. Обула снова свои замшевые лоферы. Взяла сумку, набитую папками. И опять надела очки на нос.

– Мне пора.

– Да, конечно.

– Фима, я так признательно вам за потрясающе вкусный обед.

– Это называется сладкий комплимент от шеф-повара. – Он смотрел на нее. – Герда, а вечером мы увидимся? Билеты в Большой на балет, я…

– Ненавижу балет. Фима, вряд ли получится – я иду с Лизой и друзьями из комитета в Гоголь-центр.

– Понял.

Он проводил Герду на улицу. Смотрел, как она стремительно удаляется от него по Петровке в направлении Берлинского дома с его трижды проклятым экологическим семинаром…

Он втянул воздух сквозь зубы. Но его жизненное кредо было – никогда не сдаваться.