Татьяна Степанова: Последняя истина, последняя страсть [litres]

До шестнадцати лет он занимался фигурным катанием. Мечтал стать олимпийским чемпионом в одиночном. Выкладывался по полной. Естественно, ни о какой кулинарии и не помышлял. В шестнадцать он проходил отбор в молодежную сборную «олимпийского резерва». Отбор – в Москве, он решил умереть, но выдержать тот экзамен.

Охрипшая от ора баба-тренер в парике, в югославской дубленке, накинутой на плечи, подозвала его после того, как он откатал программу.

– Неровно катаешься, Кляпов. Сбои. Прыжок сделал не чисто.

– Можно, я попробую еще раз?

– А что это даст?

– Я могу лучше.

– Слушай, ты часом не еврей?

– Нет.

– Но ты же Фима.

– Я Тимофей.

– Фима-Тимофей? – Баба-тренер хмыкнула, закинула в рот аскорбинку. – Вот так выучишь вас, включишь в резерв, потом в сборную страну представлять, а ты мотанешь в свой Израиль. Сколько случаев было.

– Я русский. Я не еврей.

Советский Союз, зараженный антисемитизмом, как проказой. Это первое, что спрашивали у него в Большом спорте. Он привык. Тогда он даже не находил это унизительным. Считал само собой разумеющимся. Обычным. Мать назвала его Тимофеем. А вот бабка с детства звала Фимой.

На льду в это время каталась очень красивая пара в костюмах Кая и Герды из сказки. Он загляделся на девушку-фигуристку. Герда…

– Если не возьмете в одиночное, я могу выступать в парном. Вот с ней.

– У тебя руки слабые. Не удержишь.

– Я подкачаюсь. Я сильный. Я сейчас вам покажу.

Он заскользил по льду на коньках. Круто развернулся перед тренершей. Затем описал круг по катку, набирая скорость. Четвертной лутц. Он прыгал его лишь дважды. И прыгнет сейчас. Умрет, а прыгнет…

Прыгнул. Тело развернулось в воздухе и…

Со всего размаха он грохнулся на лед. Ударился головой. Разбил затылок.

Не просто сильное сотрясение мозга, а черепно-мозговая травма. Его не взяли в армию из-за нее. Афган великий и ужасный его миновал. Но с мечтами об Олимпиаде пришлось расстаться. Он бросил фигурное катание. И поступил в кулинарный техникум.

Бабка его надоумила. «Ближе к кухне, Фимочка, надо, ближе к дефициту, ближе к жратве. Слушай меня, я плохого не посоветую. Я пятьдесят лет поварихой в столовой горкома отработала. Как бы я троих вырастила, если бы не эта моя работа? Еще до войны… ты почитай, почитай, что мы жрали тогда. Говорят – все война, лишения. А до войны-то что, а? Устроили нам жизнь после революции каторжники, бандиты, совдепы, вожди наши».

Далее бабка-крамольница всегда вспоминала непечатно Усатого, тоже непечатно Калинина, Кагановича и этого самого девяностолетнего Молотова, которого в 1985-м по народным тульским анекдотам престарелый Генсек выбрал себе «в преемники». Ругаясь, бабка доставала замусоленную поваренную книгу издания 1934 года. И зачитывала рецепты оттуда.

«Приготовление гематогенного омлета для супов и запеканок. Гематоген в таблетках растолочь, превратив в порошок. Развести холодной водой, хорошо вымешать, чтобы не было комков, добавить соли по вкусу, выложить на противень, смазанный маслом, и поставить в духовой шкаф или печь – или варить на пару 20 минут. Когда гематоген свернется и получится плотная лепешка в виде омлета, вынуть из печи, нарезать ломтями и положить в суп».

Он, Фима, Тимофей Кляпов, спрашивал бабку – а что такое гематоген? Что за дрянь? И она отвечала – добавка, содержащая железо и витамины. Позже он прочел, что гематоген в тридцатых активно использовали в кулинарии негласно, потому что необходимо было хоть чем-то восполнить дефицит питания, скудный рацион рабочих, крестьян, детей и особенно бойцов Красной армии.

Но на дворе стоял не тридцать четвертый, а восемьдесят пятый. Год развитого социализма, где от каждого по способностям – каждому по труду. И что же изменилось за эти годы?

«Если к вам неожиданно пришли гости, без мяса все равно не обойтись. Так займемся серой вареной колбасой. С помощью мясорубки превратим полкило вареной колбасы в фарш. Добавим два взбитых яйца. Тонко нарежем черствый батон и нанесем массу на ломтики. Сверху смажем майонезом. Разложим на противень и поставим в духовку на 15 минут. Когда бутерброды подрумянятся, можно подавать гостям ваше фирменное мясное блюдо».

И это в Советском Союзе – «могучем, нерушимом», развитом – 1985 года называлось «мясом».

Вареной колбасы в Туле 1985 года тоже особо не водилось. В магазинах продуктовых – майонез, кислый от уксуса провансаль (сейчас пишут «вкус детства»), молоко в худых бумажных пакетах, кефир с зеленой крышкой, хлеб. В овощных грязные овощи, к которым страшно прикоснуться.