Ольга Карпович - Неуловимая наследница [litres]

Оля и Машка жили в каком-то своем мирке, смеялись только им двоим понятным шуткам и всегда отказывались, когда кто-нибудь на сборах предлагал собраться, обвести вокруг пальца тренера, сгонять за бухлом и оторваться как следует. Им, будущим олимпийским чемпионкам, пьянки с простыми смертными были не интересны. Это бесило, выводило из себя. Ишь, какие особенные выискались. И Оля бесила, конечно, больше.

Олег навсегда запомнил тот день, когда на соревнованиях зажал ее в гостиничном лифте. Он не планировал этого, не готовился. Просто оказавшись с ней, тонкой и золотистой, пахнущей морозным воздухом, в замкнутом пространстве, на мгновение потерял себя. Руки сами потянулись к ней, губы неумело ткнулись в щеку и прохрипели дурацкое:

– Раздевайся.

Он не то хотел сказать, вообще не то. Это вырвалось само. Может, в последнюю секунду испугался, что она посмеется. А она не посмеялась, она развернулась и с ноги зарядила ему в лицо. А потом еще и пригрозила, чтобы не смел никому жаловаться. Как будто ему не терпелось всем рассказать, как его избила девчонка на два года младше.

Он ушел из сборной, завязал с биатлоном. Поступил в Высшую школу милиции. Новые планы, новые друзья. Но то унижение не шло из головы. И Олег знал, твердо знал, что однажды еще встретится с Олей Котовой на узкой дорожке и припомнит ей, как она тогда с ним обошлась. И ведь все сложилось как нельзя лучше. Как будто, поступая в университет, он заранее знал, что Ольга свяжется с криминалом, и у него будет законный повод к ней подобраться. Не знал, конечно, может, это судьба так распорядилась, дала ему шанс. Вот только когда, спустя пару лет после того позора в лифте, он, хмелея от ощущения сбывшейся мечты, приложил ее башкой об асфальт и рявкнул прямо в окровавленное лицо: «Ну, здравствуй, Оленька! Помнишь меня? Я Олег Рогов», то в ответ наткнулся на взгляд, исполненный такого искреннего непонимания, что сразу стало ясно – Ольга не узнавала. Она вообще его не помнила. Она действительно не обращала на него ни малейшего внимания, и тот случай, в лифте, сломавший его, заставивший стыдиться самого себя, уйти из спорта и строить жизнь заново, давно выбросила из головы. Месть не удалась, и от этого бешенство внутри вскипело еще сильнее.

К ним в отдел тогда поступил сигнал о том, что в подмосковном кафе будет происходить сходка крупных криминальных авторитетов, собирающихся обсудить детали поставки в Москву очередной партии героина. Но самих авторитетов взять не удалось – собственно, никто на это и не рассчитывал. Поймали только мелкую шушеру – и, в частности, двоих несовершеннолетних девчонок с огнестрельным оружием. За незаконное ношение оружия Ольгу тогда и привлекли – доказать, что она имела какое-то отношение к наркотрафику, не представлялось возможным. А вот «Глок 17» пришелся следствию очень на руку, тем более что на пистолете этом висело совершенное два года назад убийство. Понятно было, что к нему Ольга Котова тоже не могла иметь отношения, но хватило и одного пистолета.

По отделу после ходили упорные слухи, что давно находившийся в разработке Прохоров Вячеслав Геннадьевич, криминальный авторитет по кличке Порох, сам слил своих девчонок-шестерок, намозоливших ему глаза и не оправдавших ожиданий. Но Олегу Рогову тогда это было безразлично.

Молоденький лейтенант, неопытный мальчишка, проведший за свою недолгую карьеру всего-то несколько задержаний, он добился, чтобы допрашивать Ольгу поручили именно ему. И спешил, боялся не успеть, пока не прибудет начальство и ее не увезут.

– Ты помнишь, помнишь меня? – шипел он ей в лицо. – Олег Рогов из сборной. Клайпеда, гостиница, лифт.

– Лифт… Клайпеда… Рогов… – отрешенно повторяла Оля, и по лицу ее видно было, что она машинально проговаривает звуки, не вдумываясь в слова. – Не помню.

Она, видимо, все еще в шоке была от гибели своей драгоценной Машки. Еще одна фифа, считавшая себя на рубль дороже остальных. А как по мнению Олега, так туда ей и дорога.

Времена тогда были вольные, допросы проводились еще без камер. И Олег не стал отказывать себе в удовольствии, пару раз шарахнул Олю раскрытой ладонью по лицу, с наслаждением отмечая, как дергается от удара ее голова и на бледной щеке проступает след пятерни.

– Ну что? Вернулась к тебе память, а? – орал он, брызгая слюной ей в лицо.

И тогда Оля подняла на него глаза, посмотрела так, как могла бы императрица смотреть на пресмыкающегося у ее ног нечистого на руку чиновника, и выплюнула: