Александр Серый - Белая кошка в темной комнате

Станислав бросил уничтожающий взгляд на незадачливого друга и прошипел, чтобы тот принес воды. Сам же склонился над плачущей, пытаясь уговорить ее успокоиться. После непродолжительного стука и звяканья, раздавшегося из кухни, появился расстроенный Игорь, держа в одной руке стакан с водой, а во второй — склянку с сердечными каплями и пустую рюмку. Станислав на глазок плеснул в рюмку пахучего содержимого склянки, разбавил водой и заставил Воробьеву выпить. Постепенно она пришла в себя и попросила разрешения пройти в ванную умыться. Видя колебания Станислава, она заверила:

— Уже все нормально… Ничего я с собой не сотворю, не беспокойтесь…

— Хорошо, я Вам верю! — разрешил Широков.

Пару минут он напряженно вслушивался в журчание воды, потом укорил Свешникова:

— Ну куда ты полез? Видел же, что она будто не в себе… Надо было осторожно подвести к нужной теме. А ты — как из пушки!

— Так я же…

Но оправдаться Игорь не успел, так как Зоя вернулась в комнату. Веки ее припухли и покраснели, лицо оставалось таким же бледным, но выражение его изменилось: равнодушие сменила какая-то мрачная решимость.

— Еще раз извините, Зоя, — можно Вас так называть? — спросил Широков, и, получив утвердительный знак глазами, продолжил. — К сожалению, мой коллега прав полностью: Петренко подозревается в убийстве вот этого гражданина. Вы его знаете?

Станислав показал женщине фотографию «толстого».

— Нет! — прозвучал твердый ответ.

На всякий случай, Широков дал посмотреть и фотографию Касьянова, но его Воробьева также не смогла опознать. Тогда Станислав попросил Зою просто поведать подробно все, что она знает о своем знакомом.

— Петренко у Вас? — настороженно спросила Воробьева.

— Да.

— Вы его не отпустите?

— Нет. Я понимаю Ваши чувства…

— Нет!! — надрывно прокричала Зоя. — Нет! Вы не поняли…

И она вновь спрятала лицо в ладонях. Широков недоуменно посмотрел на Игоря, но тот только пожал плечами.

Однако помощь на этот раз не понадобилась: Воробьева пару раз всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и, промокнув платком глаза, с чувством произнесла:

— Я его не любила… Я его ненавидела! И буду ненавидеть до конца своих дней! Он растоптал мою душу… Он — подонок!

Глядя в переполненные мукой и гневом глаза женщины, невозможно было усомниться в ее искренности.

— Теперь я расскажу, что он сделал со мной… Все расскажу, только не перебивайте меня и… Хотя очень тяжело… Но я расскажу!

Голос звенел, как натянутая струна.

То, что затем услышали Широков со Свешниковым было исповедью женщины, в душе которой годами копились боль и обида.

В двадцать один год Зоя вышла замуж за человека, которого очень любила. Поначалу все складывалось хорошо, только вот с детьми ничего не получалось. Вскоре муж начал пить, погуливать, обзавелся соответствующими друзьями-собутыльниками. Затем — скандалы, а пару раз — и рукоприкладство. Кончилось все банально: пьяная драка, в которой муж порезал человека, суд и колония. Но Зоя, проклиная себя за глупость и бесхарактерность, продолжала любить и ждать, несмотря ни на что, списывая свои несчастья на слабоволие мужа. Вместо развода, писала нежные письма в Архангельскую область, где отбывал свой срок муж. И раньше не отличавшаяся особо веселым нравом, теперь стала замкнутой, никуда, кроме работы, не ходила. Свою «лепту» внесла и свекровь, обвинившая во всем происшедшем Зою, которая не смогла родить, а «без ребенка какая семья?» Вот мужик, мол, и закусил удила… После такой пощечины, женщина вовсе упала духом, уверовала в свою несуществующую вину. Стала полной затворницей, сосредоточившись на ожидании мужа, который должен освободиться летом следующего года. И тут, 22 июня вечером, появился Петренко. Сказал, что сидел в одной колонии с мужем и только недавно освободился, что там они с Колей подружились, и тот дал адрес жены, попросив, если представится возможность, навестить ее и передать привет. А у Петренко как раз появились дела в городе, вот он и решил выполнить просьбу друга. Обрадованная встречей с человеком, еще месяц назад хлебавшим баланду из одной миски с ее ненаглядным, Зоя не знала, куда посадить да как угодить дорогому гостю. И когда тот попросился на пару дней на постой, ссылаясь на трудности с гостиницей, с радостью согласилась. Раскрыв рот, она слушала «лихие» рассказы бывалого «зека» о житье-бытье в лагере, пила принесенную гостем водку, радовалась за мужа, ставшего, по словам Петренко, уважаемым человеком в лагере. Ее не смущало, что гость несколько раз делал двусмысленные намеки и даже пробовал дать волю рукам, оправдывая свои действия долгим отсутствием женского общества. После многочисленных тостов за «любимого мужа», от которых было неудобно отказываться, Зое, в конце концов, стало плохо, чем и воспользовался Петренко…