– Лучше, чем у меня? – прищурилась Ирина.
– Не заставляйте меня лгать из любви к вам, дорогая, – улыбнулась Гортензия Андреевна. – Вы великолепная кулинарка, но Макарова – редкий талант, гений, Моцарт поварского дела. Как господь поцеловал в темечко такую стерву – это просто непостижимо.
⁂
За многие годы служебных интриг Федор развил в себе великолепное чутье аппаратчика, и сейчас оно подсказывало ему, что дела пора объединять. Если все так, как он думает, то вскоре последует третья жертва, а вслед за ней не замедлят появиться и оргвыводы.
Маньяка так и так не поймают, но после объединения дел это будет вина следственной группы, а без объединения – ошибка прокурора. Недоглядел, не внял предупреждениям, и вот пожалуйста, новый труп.
Нет, нельзя потерять репутацию прозорливого и решительного руководителя из-за глупых страхов.
Все, кто знал правду, мертвы, тайна похоронена вместе с ними.
Виктор Николаевич Зейда, конечно, дурак, но не до такой степени, чтобы за свой счет ехать в глухомань за жалкими крупицами информации, в то время как ему обещан жирный пирог прямо на блюде.
Абсолютно ничего не угрожает репутации прокурора, но на душе у Федора было тяжело и неспокойно.
А интересно, кстати, откуда Виктор Николаевич вообще узнал, что двадцать лет назад Макаров выловил серийщика? Он тогда еще лежал в пеленках, максимум посещал детский сад, но в любом случае новости криминального мира находились вне сферы его интересов.
В СССР подобные преступления не афишируются, наоборот, старательно заметаются под коврик, стало быть, и гениальным сыщикам не воздают всенародных почестей. О том, что Макаров переведен из тьмутаракани в Ленинград не по дикому блату, а потому, что блестяще раскрыл серию убийств, какое-то время шептались в кулуарах, но вскоре позабыли.
Откуда это стало известно Зейде, человеку пришлому, не имеющему отношения к правоохранительным органам? Вопрос не праздный. Хотя… Его же привела Гортензия Андреевна, а от этой дамы ничего не скроешь. Наверняка она наводила справки о всем семействе Макаровых, когда сцепилась с Татьяной, запомнила, а теперь пригодилось.
Наступили жаркие дни, в городе было душно и пыльно, Татьяна пилила его, что они до сих пор не купили дачу, мол, у всех есть, только они одни травятся выхлопными газами. Ленке надо отдохнуть после учебного года, поправиться, набраться сил, а к бабушке она в этом году наотрез отказывается ехать.
Федор слушал, кивал, обещал и не напоминал жене, что коммунизм пока не победил, поэтому такая прозаическая вещь, как деньги, до сих пор еще в ходу. Он отлично зарабатывал, но содержал семью из трех человек на весьма широкую ногу. Вклад жены в семейный бюджет был скромен, Ленка училась, а деньги имели свойство расползаться неведомо куда. Обе женщины хотели хорошо одеваться, правильно питаться, остальное жена спускала на наведение красоты, а дочь – на всякие молодежные штучки типа кассетного магнитофона. Взяток Федор не брал, так что жили, по сути, от зарплаты до зарплаты. Естественно, это было не от зарплаты до зарплаты рядового следователя или рабочего. Всегда оставалось на отпуск у моря, на поход в ресторан компанией или вдвоем с женой, на театры и прочие культурные развлечения.
Открывая служебную машину, Федор едва не обжегся о ручку, сверкающую металлом в лучах заходящего солнца. Асфальт сделался мягким, как пластилин, дышал жаром и смолой, и чахлая городская листва пожухла и не давала тени.
Кажется, жаркий выдался денек, а он и не заметил. Значит, Татьяна точно начнет донимать его насчет дачи, как было бы прекрасно оказаться там. После знаменательной поездки в баньку она сблизилась с первыми дамами города, которые все сейчас сидят по дачам, и Таня хочет быть не хуже, чем они. Федор не говорил жене, что ждет перевод в Москву, боялся сглазить, а теперь, наверное, придется признаться, чтобы отвязалась со своими землевладельческими инициативами.
Откинувшись на спинку сиденья, Федор закрыл глаза. А черт возьми, хорошо бы действительно оказаться сейчас на берегу залива. Вода маслено переливается, пахнет йодом и немножко гнилью, где-то на горизонте видны очертания корабля… Под легким ветерком шумит соломенный камыш, а Глаша шлепает босыми ногами по кромке прибоя, и маленькие ленивые волны слизывают ее следы.
– Высади здесь, я прогуляюсь, – сказал он водителю, – в машине душно.
Тот затормозил возле перекрестка. Летом Федор переодевался в форму на работе, и сейчас, одетый в простые льняные брюки и рубашку с коротким рукавом, не выделялся из толпы. Он проехал на метро до нужной станции и в замешательстве остановился в массивной колоннаде перед вестибюлем. Как доехать до ее дома общественным транспортом, он не знал, а пешком было далековато.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу