Наталья Андреева - МоLох

— Ося, а давай закажем суши.

— Барство это, — вздохнул Гольдман. — И потом: ну, какие в Чацке суши?

— Какие есть. Мы с тобой два закоренелых холостяка, а кушать хочется. Готовить ни ты, ни я не умеем. А колбасу я не хочу.

— Потому что ты барин, — сердито сказал Гольдман. И проворчал: — Ладно, звони, заказывай свои суши.

Бобров понял, что у него попросту нет денег. Большая Осина семья была похожа на галчат, разинувших рты. В эти жадные рты Ося клал почти всю свою зарплату, оставляя себе лишь незначительную сумму на карманные расходы как какой-нибудь школьник. Бобров знал это, но все равно говорил:

— Ося, возьми, наконец, ипотеку. Я не могу смотреть, как ты мучаешься. Ипотеку я тебе устрою, и даже денег добавлю на первый взнос.

— Добавишь к чему?

— Неужели у тебя нет никаких сбережений?

— Абсолютно.

— Вы какие-то ненормальные евреи, — злился Бобров. — Денег у вас нет, живете в бедности, в тесноте. Ты же умный мужик. Придумай что-нибудь. Вон у тебя, полные карманы наркоты. Кстати, откуда?

— Оттуда. Я же врач — психиатр. Мне на отделение дают.

— А почему ты зажимаешь эти таблетки? Они ведь для больных.

— Им не надо. Они счастливы.

Бобров еще больше злился, потому что не понимал, прикалывается Ося, или говорит всерьез.

— Гольдман, у тебя же отчетность. Ты не можешь вот так, совершенно безнаказанно красть у больных лекарство, которое сам же им выписываешь.

— Почему не могу? Могу. Это же Чацк, Андрюша. До областного центра далеко, до Москвы еще дальше. О нас никто не помнит, и мы тоже забыли, что есть на карте России. Живем своей жизнью, варимся в собственном соку.

— Не пора ли изготовить глобус Чацка? — язвил Бобров.

— Я знаю, ты не любишь мой родной город, а любишь свою Москву, — спокойно отвечал на это Ося, — но поверь, туда уже давно никто не стремится вопреки сложившемуся мнению. Никто кроме тебя, потому что ты там родился и прожил большую часть жизни. А нам и здесь хорошо. Кстати, хочешь таблеточку?

— Иди к черту. Я завязал с наркотой.

— Бывших наркоманов не бывает. Это я тебе как врач-психиатр говорю. Когда развяжешь, скажи. Я подберу тебе хорошее лекарство.

— Не вызывающее привыкания, да?

— Таких наркотиков не бывает. Это я тебе тоже, как врач говорю. Но я легко смогу выводить тебя из этого состояния.

— Сначала вводить, потом выводить… И в чем смысл?

— В том, что ты не будешь так нервничать.

Но Бобров не сдавался. Хотя все время нервничал. С тех пор, как в банке начали воровать, он был, прямо скажем, не в себе. Бобров боялся, что начнут проверять всех подряд, и всплывет его московское прошлое. Ему будут задавать вопросы. А он помог украсть у государства миллиард. И его за это не посадили. Значит, посадят теперь.

Вот и сегодня, заказав суши, Бобров невольно покосился на Уголовный Кодекс в руках у Оси. И Гольдман это почувствовал. Спросил:

— Что, опять?

Бобров уныло кивнул. Тему воровства из банковских ячеек «Счастливого» они с Осей не раз обсуждали. И даже пытались понять, как он это делает. Но до сих пор не поняли, хотя Гольдман был очень умен, да и сам Бобров не дурак.

— Кто на этот раз? — деловито спросил Гольдман, отложив УК.

— Раиса Шамсутдинова.

— Ого! И много взяли?

— Пока не знаю. Завтра вытрясу информацию у Протопопова, он тоже к Зиненкам собирается.

— Напои его, как следует.

— Это само собой.

— Сам-то не бухай.

— Сейчас или завтра?

— Ты вообще, Андрюша, не бухай. Тебе на Зиненках жениться.

Бобров поежился. Женитьба на Нине теперь не казалась такой уж заманчивой идеей.

— Слушай, Ося, а ты-то, почему не женат?

— Женитьба это рабство.

— Все у тебя рабство. Ипотека — рабство. Женитьба — рабство.

— Так ведь солнышко пригрело, — как кот прищурился Гольдман. — Перееду на дачу, буду ездить на работу на велосипеде. Высплюсь наконец-то. Так, глядишь, и лето пройдет.

— Ты, Гольдман, просто пофигист. Не хочешь ты ни жену, ни детей, ни квартиру. Вон, наркотой карманы набил, и тащишься от этого. Ладно бы сам употреблял. Так нет. Тебе, как скупому рыцарю, достаточно держать в руках ключи от рая, но сам рай не нужен. Напротив, тебе комфортнее в аду, но с ключами от рая в кармане. Ты, черт знает, что такое, Гольдман. Наливай, что ли, — грубо сказал Бобров, и достал из холодильника бутылку водки.

— Я вижу, ты не в настроении, — вздохнул Ося и потянулся к бутылке. — Ну, давай обсудим, что там у вас случилось?

— Мы с тобой уже сто раз это обсуждали. А толку чуть.