Наталья Андреева - МоLох

— Но ведь ты никого не убивал.

— Меня нашли у гаражей. Где одновременно со мной нашли труп. И мне повезло, что с утра ко мне зашла квартирная хозяйка. Но мне очень трудно будет доказать, что я не уходил с банкета в ту ночь, когда убили Липкину. Ты бок-то мажь, — не выдержал Бобров.

Ося надел очки и, сопя, полез в аптечку, которую принес с собой.

— Вижу: осуждаешь, — разозлился Бобров. — Не тебя ведь подозревают.

— Почему ты мне из камеры не позвонил? — поднял голову Гольдман. — Я бы тебя вытащил.

— Потому что я в отличие от тебя не местный! Я москвач, понял? Меня все здесь ненавидят!

— У тебя, Андрюша, мания величия, — покачал головой Гольдман.

— Ну, забери меня к себе в стационар. Сам жалуешься: Наполеонов не хватает.

— Тоже мне, Наполеон! — рассмеялся Гольдман. — Напуганный мальчишка.

— И заметь, избитый. В том числе и ногами.

— Головой надо думать, — сердито сказал Гольдман. — А ты сначала поехал, а потом…

Его прервал настойчивый звонок в дверь. Не успел Бобров ее открыть, как ему на шею кинулась Бетси:

— Андрюша, ты как?

— Осторожнее! — ойкнул он и отстранился. Не столько бок заболел, сколько душа заныла, когда он натолкнулся на тоскующий Осин взгляд. Бетси не должна при Гольдмане вешаться на шею Андрею Боброву. По крайней мере, не с таким лицом.

— Болит, да? Покажи, — Бетси задрала его футболку и уставилась на огромный кровоподтек. — Сволочи! — с чувством сказала она. — Кто бил? Андрей, назови мне их фамилии!

— Они не представились.

— Я все равно узнаю! — сверкнула глазами Бетси. — У меня учатся дети их начальников! Я этого так не оставлю!

— Лиза, не надо, — взмолился Бобров.

— Осип Осипович, что с ним? — Бетси, наконец, взглянула на Гольдмана. — Перелома нет?

— Даже трещины, — заверил ее Гольдман.

— Все равно надо сделать рентген! — решительно сказала Бетси.

Казалось, она обрадовалась, что Боброва избили. Теперь можно было стать ему родной матерью. Бетси разулась и решительно прошла к холодильнику.

— Все понятно, — сказала она, распахнув дверцу. — Мышь удавилась. Чем ты вообще питаешься? — повернулся она к Боброву.

— Вон, коньяком, — кивнул он на початую бутылку, стоящую в холодильнике.

— Коньяк в холодильнике! — ужаснулся Гольдман. — Да зачем ты его морозишь, чудила?

— Это по вашей части, Осип Осипович, — съязвила Бетси. — Ваш лучший друг сходит с ума, а вы ему потворствуете. Да еще и коньяк с ним пьете.

— Я только одну рюмку, — виновато сказал Гольдман.

— Даже суп сварить не из чего, — сокрушенно покачала головой Бетси.

— А давайте закажем суши! — с энтузиазмом предложил Бобров.

— Сухомяткой будешь питаться — желудок испортишь.

— Сегодня я все равно уже испорчен основательно, — Бобров показал на разбитую губу. — Так что хуже уже не будет.

— Хорошо, звони, заказывай суши, — милостиво кивнула Бетси. — Но завтра мы с тобой поедем по магазинам.

— Когда? — насторожился Бобров.

— Да хоть в обеденный перерыв. Учебный год на этой неделе заканчивается. У меня появится свободное время.

— И ты хочешь посвятить его мне? — грустно спросил Бобров и посмотрел на Гольдмана.

— Андрей, ты свинья, — резко сказал вдруг Ося. — Ты должен сказать спасибо Елизавете Григорьевне за…

— Зовите меня просто Лизой, — перебила его Бетси.

Гольдман порозовел от удовольствия. Бобров соединил их взглядом и подумал: «А что если они сойдутся у постели больного? У моей постели. Осе давно пора жениться, а Лиза хорошая девушка. Я бы и сам на ней женился, если бы сумел ее полюбить. И если бы не был так уверен, что не сделаю ее счастливой».

…Через час Бобров лежал на диване, сытый, умытый, умиротворенный, накрытый уютным клетчатым пледом, и с удовольствием смотрел, как Бетси и Гольдман играют в шахматы. Партия затянулась. Бобров подозревал, что Гольдман поддается, потому что ему приятно играть с Бетси. Гораздо приятнее, чем с Бобровым, у которого Гольдман выигрывал за пять минут.

Бутылка из-под коньяка была пуста, суши съедены, гречневая лапша уничтожена в один присест. Коньяка Боброву дали мало, но из-за бурных переживаний он все равно захмелел. Лежал и думал, что счастье гораздо меньше и проще, чем разговоры о нем, и масштабы, которые этому понятию приписывают. Потому что еще в полдень Бобров был несчастен и почти уже умер. А сейчас он дома, сытый, немножко пьяный, а у его постели сидят друзья, которые играют в шахматы. Вряд ли он бы чувствовал себе сейчас более счастливым где-нибудь на Мальдивах, в вилле с приватным бассейном, попивая «Шато Марго». И тем более, вряд ли он был бы там счастлив один.