Анна и Сергей Литвиновы - Улыбка смерти на устах

Но, может, преступник на самом деле Кле́банов? Изменил для прикрытия фамилию — да выбрал такую, что и в святцах нет. (Как придумали для ликвидатора Скрипаля несуществующую фамилию Боширов.) Клебановых в России, как доложили мне Яндекс с Гуглом, оказалось полно — однако ни одного Александра. Но он с таким же успехом мог быть и Климановым. Для очистки совести я поискал Климанова и выцепил одного в базе общества «Мемориал»: кулак, выслан в 1931 году в Челябинскую область из села Новое Русское Маматоз-кино, реабилитирован посмертно. Но так гадать можно было бесконечно.

Потом я нашел в Сети Ивкино и санаторий, где собирался клуб самоубийц. Действительно, в двух шагах от Кольцевой, по Киевскому шоссе.

Я возвратился в комнату, где Римка терпеливо опрашивала Тучкова, составляя субъективное изображение своего заказчика.

— У тебя визитка Клибанова сохранилась? — вопросил я убийцу.

— Где-то дома валяется.

— А номер его записан?

— Есть у меня в телефоне, — угодливо проговорил режиссер.

— Пароль?

Тот назвал. Я взял телефон Тучкова, нашел в адресной книге номер Клибанова и позвонил. Но бесполезно: как я и думал, номер не обслуживался.

Я вклинился в Римкину кропотливую работу. Показал Тучкову изображение бывшего санатория в Ивкине, где собирался клуб самоубийц.

— Это то здание?

— Да, да, Ивкино, я там два раза был.

Наконец, моя помощница закончила. С обоих открытых окон в ее компе на меня смотрело рисованное изображение немолодого солидного дядьки.

— Я все ваши требования выполнил, — завел свою шарманку телевизионщик, — отпустите меня, пожалуйста. И не сдавайте!

Он был мне противен.

— Ты же все равно жить не хочешь. Какая тебе разница? Давай, сигани прямо сейчас из Римминого окна. Здесь десятый этаж. Убьешься с гарантией.

— Э-ээ, — запротестовала моя помощница, — не надо в моем доме таких приключений.

— Ладно, убирайся. И бороду свою с париком не забудь. Нам они без надобности.

Я разрезал пластиковый шнур, стягивавший его запястья.

— Не сообщайте про меня в полицию. Прошу. Пожалуйста.

— Слушай, дядя! Если тебя за сутки разоблачила девица-красавица — неужели ты думаешь, что полиция и Расследовательский комитет, с их огромными возможностями, да по резонансному преступлению, не вычислят? Иди лучше сам оформи явку с повинной! Тебе скидка со срока будет. А потом, глядишь, в колонии особого режима и от убийц своих схоронишься, а? Туда клуб самоубийц не дотянется? Они ведь все больше по элите специализируются! А в тюрьме — и вкус к жизни вернется, а? И понравится, жить-то?

— Вы не понимаете… — залепетал он. — Доброе имя…

— Какое, на хрен, — не выдержал я, — доброе имя — у убийцы?! Проваливай!

Я открыл дверь на лестничную клетку и вышвырнул туда бородку Тучкова и накладку. Следом вытолкал самого режиссера, дав на прощание пинка.

— И впрямь заложишь его? — осведомилась моя помощница.

— Позвоню через сутки дружбану своему, полковнику Перепелкину, как убийце и обещал. Зло должно быть наказано. Иначе для чего вообще мы с тобой тут стараемся?

— Ради денег. Ради хлеба насущного.

— Это тоже, конечно, важно, но не настолько первостепенно, как восстановление справедливости.

— Ой-ей-ей, что я слышу. Какие мы, оказывается, идеалисты. И ты Тучкову поверил?

— Рассказывал он, безусловно, правду. Но вот вопрос: так ли оно все было на самом деле ?

— Что ты имеешь в виду?

— Как-то очень все помпезно обставлено и нарочито. Клуб самоубийц. Загородный пансионат. Парковка с шоферами, напитки, вина. И никто ничего об этом клубе самоубийц не знает? Никто не пронюхал? В соцсетях не поделился?.. «Не верю!» — как говаривал коллега только что покинувшего нас гражданина, товарищ Станиславский.

Мы перебазировались на кухню. С раскрытых окошек в Римкином ноутбуке на нас смотрело изображение господина Клибанова, который столь ловко завербовал и превратил в убийцу гражданина Тучкова. А также, возможно, других товарищей: Мачникову, Бурагина…

— Не могу отделаться от мысли, — проронила моя помощница, — что я где-то этого Клибанова видела.

— Может, вчера на шоу? Он тоже был? Надзирал за исполнением своего замысла?

— Нет, нет. Чуть раньше. Однако не так давно, уже когда мы начали над этим делом работать.

— Подумай. Вспомни. Или — память девичья?

— Но если и видела, то мельком. Секунду-две-три.

— Ладно, вспоминай! Но что-то засиделись мы у тебя, Римма Батьковна. Воскресенье подходит к концу, завтра рабочий день. Ты вот что: будем считать, завтра в отгуле, за сегодняшнюю переработку. Ну, да, ты же сегодня в полном смысле этого слова взяла работу на дом. — Я хохотнул. — И я не нашу ночь имею в виду, ха-ха-ха. А задержание и допрос гражданина Тучкова. Поэтому я завтра сам подежурю на наших баррикадах. И помозгую в одиночестве, что к чему. А ты тут тоже, дома, за чаем, пробей-ка мне всех наших погибших: Порецкого, медсестру, рекламщика-певца, да и самого Тучкова тоже. Чует мое сердце: где-то они еще должны пересекаться. Не только в клубе. И изображение Клибанова, что составил Тучков, пробей: вдруг найдется в Сети кто похожий.