Лора Маршалл - Запрос в друзья

Меня как будто опустили в ванну с теплой водой. Меня охватило чувство облегчения, когда я осознала, что не буду этого делать, и дрожащей рукой запихнула пластиковый контейнер обратно в сумку. Я уже безжалостно предала нашу дружбу, но так поступить не могла. Это было слишком подло, мерзко и отвратительно. Кроме облегчения за Марию, за то, что ей не придется все это пережить, частично я была рада и за себя. За то, что я все-таки оказалась неспособна на подобную гадость. А ведь на какую-то ужасную долю секунды думала, что способна.

Через несколько минут прозвенит звонок на математику. Под столом на мою ногу давила нога Софи, Клэр и Джоанн открыто уставились на меня, но я не отрывала взгляда от учительницы, хотя ее речь звучала как на иностранном языке, бессмысленным потоком пролетая мимо моих ушей, заглушенная пульсацией крови у меня в голове.

Давление на мою ногу ослабло, и тут мне стало ясно, что Софи решила взять инициативу в свои руки. Она дотянулась до моей сумки и что-то оттуда достала, зажав это в кулаке. Если бы Мария повесила свою сумку с другой стороны спинки стула, Софи не смогла бы до нее добраться, не привлекая к себе излишнего внимания, но она просто потянулась через меня, скинула пакетик с тампоном и убрала руку одним ловким движением. Напоследок она поглубже затолкала контейнер обратно в мою сумку, прожигая меня глазами.

Я точно не знаю, какую реакцию Софи ожидала от Марии. Я услышала, как Мария сказала Эстер, что хочет проверить, есть ли у нее с собой учебник по математике. Я не успела подумать, как моя рука протянулась вперед и постучала Марию по плечу.

— Мария. Я должна тебе кое-что…

Она оборвала меня, не дав договорить.

— Оставь меня в покое, — произнесла она тихо, не поднимая глаз от своей сумки.

— Нет, я знаю, но послушай…

— Я же сказала, оставь меня в покое. — На этот раз она посмотрела на меня с каменным лицом, полная решимости не проявлять никаких эмоций.

Я сдалась, признав поражение, а она открыла свою сумку и запустила туда руку. Мне показалось, что весь мир затаил дыхание. Ее рука застыла. Я скорее почувствовала, чем увидела, как Софи, сидевшая рядом со мной, замерла в предвкушении, но если она ожидала услышать вопли и истерику, то сильно просчиталась.

Несколько секунд Мария смотрела внутрь сумки, кровь, которая прилила к ее лицу, пока она разговаривала со мной, постепенно сменилась мертвенной бледностью, и черты лица заострились. Она вынула руку из сумки, сантиметр за сантиметром, и медленно встала.

— Мне надо в туалет. Встретимся на математике, — обратилась она к Эстер. Голос у нее был тихий, но удивительно спокойный. В дверях класса Мария обернулась и посмотрела на меня, лицо ее оставалось бесстрастным. Если она и была готова разрыдаться, то не подала виду. Она окинула меня взглядом, полным чистой ярости, той, с которой швыряют предметы через всю комнату. Не произнеся ни слова, Мария дала мне понять: она знает, чего я стою, и постарается, чтобы я горько пожалела об этом дне. Я неподвижно сидела за партой и ощущала, как по спине у меня бегут мурашки.

Обычно я просыпаюсь, как только Генри появляется в дверях. Но на утро после нашего с Полли ужина я открываю глаза, когда он в полумраке уже заползает ко мне под одеяло. Его волосы щекочут мне лицо, пока он пристраивается рядом со мной. Я смотрю на будильник: уже девять часов, сегодня он встал намного позже обычного. Прижимаю его к себе и зарываюсь носом ему в затылок. В такие моменты меня всегда мучает вопрос о том, когда он утратит этот замечательный запах. В пятнадцать он будет пахнуть по-другому, но что будет через пять лет? Буду ли я по-прежнему вдыхать его? Иногда я задаюсь вопросом, не скажется ли моя любовь на нем потом, когда он вырастет? Все эксперты, похоже, сходятся во мнении, что перелюбить ребенка невозможно. Но если это все же произойдет? Что, если моя любовь задушит его или навсегда погубит, поскольку он будет ждать такого же обожания и от чужих людей? Никто и никогда не будет любить его так же сильно.

Он счастливо вздыхает:

— Какой сегодня день?

Мы столько раз повторяли с ним названия дней недели, но все равно каждый раз для него новый день — это прекрасное открытие.

— Суббота.

— Папина суббота?

— Да.

— Это хорошо.

За одно я благодарна Сэму — он вовремя ушел. Генри было всего два годика, и он не запомнил тот период, когда Сэм жил с нами. Недавно его пригласили в гости к новому другу из школы, и он впервые отправился куда-то без меня. В тот вечер, укладываясь спать, пока я расставляла ровными рядами его игрушки, он с большим удивлением сообщил мне, что там были и мама, и папа, что они живут все вместе. Я придумала для Генри историю про то, как ему повезло, что у него есть два дома, и еще другие люди, которые любят его, но это была всего лишь ложь.