Виталий Тарханов - Тайна тихой реки [litres]

По словам Людмилы Ивановны, Вяземского не смущало его тучное телосложение, он не одобрял излишнюю физическую активность, которая, как он говорил, только отбирает жизненные силы и затуманивает чистоту разума изможденностью тела, данного человеку природой для обслуживания потребностей души. Личной жизни у него не было, с чем он, впрочем, всегда охотно спорил, приводя доводы о взаимной любви к дивану, рабочему столу, книгам и макаронам. При этом никогда не употреблял спиртного. Он очень увлекался художественной литературой, а особенно – готической фантастикой и мифами Средневековья. В этом разрезе часть работы он уделял малоизученным явлениям природы и поведения людей. За неделю до происшествия они общались по телефону, и Сергей сказал, что собирается поехать в село Марфино за репортажем о местных легендах и былях. Хвастался, что руководство городской газеты, в которой он работал уже долгие годы, разрешило работать над материалом и согласовало командировку. Говорил, что хочет написать про вещи, не близкие к реальной действительности, которые, как правило, находятся в стороне от основного содержания печатных изданий, но видятся ему занимательными своей оригинальностью. Подробностей она у него не выясняла, и больше с тех пор им не довелось пообщаться.

На вопрос адвоката о том, умел ли плавать ее брат, Вяземская ответила отрицательно: покойный с детства боялся воды и так и не овладел навыком плавания.

И судья, и стороны понимали, что очевидцем преступления Вяземская не являлась, а посему не было необходимости в ее подробном допросе касаемо других обстоятельств дела. Дабы не подвергать Людмилу Ивановну излишним душевным волнениям, ее освободили от вопросов, и суд принял решение перейти к свидетелю обвинения.

В зал пригласили пожилого мужчину с деревянной клюшкой. Медленно перебирая ногами, обутыми в расстегнутые боты «прощай молодость», он долго шел к трибуне, сопровождаемый молчаливыми взглядами публики. Наконец финишировав у ораторской конструкции, он положил на нее клюшку, рядом же с ней на крышку трибуны поместил не торопясь снятую с головы шапку, расстегнул ворот куртки и, двигая челюстью, внимательно обвел всех сидящих уверенным взглядом человека, четко осознающего свою важность в предстоящем обсуждении вопроса, для которого был приглашен.

– Прохоров Анатолий Семенович, – представился старик.

– Анатолий Семенович, – сказала судья, не отрывая взгляда от своих записей, – вы приглашены в суд для допроса в качестве свидетеля по делу в отношении Хилер. Посмотрите, пожалуйста, на нее и скажите, знакомы ли вы с ней, в каких отношениях состоите?

Свидетель переглянулся через правое плечо в сторону подсудимой и поймал на себе ее холодный взгляд из-под насупленных седых бровей.

– А как же не знаком! Соседушка моя, что б ей… – осекся он, перекрестившись. – Не дай бог каждому…

– Свидетель, я прошу вас выбирать выражения и не пускаться в словоблудие, – сделала замечание судья, подняв на него глаза. – Давайте будем взаимно вежливыми друг к другу.

Анатолий Семенович виновато опустил голову и несколько раз переступил с ноги на ногу. После соблюдения некоторых формальностей закона судья предоставила свидетеля в распоряжение обвинения. На предложение прокурора рассказать о существе известных Прохорову обстоятельств дела он снова перемялся на месте и положил обе руки на трибуну.

– А че рассказывать-то… Сижу я, значится, на веранде у себя, дымлю цибарку. Смотрю на улицу. У меня там фонарь светит. Дай бог здоровья Аркадию Степановичу – помог мне фонарь поставить. У нас же тут тьма кромешная, хоть глаз выколи. А у меня под утро иной раз сон как рукой снимает, я выхожу на веранду, у меня там кресло, я сажусь, воздушком подышу, цибарку выкурю. А веранда высоко, мне все видно, че на улице-то творится. Значится, сижу я, сижу. Уж светать начало, но еще плохо видать было за фонарем. Смотрю, под фонарем идет кто-то. Прям подле дому. У меня там палисадничек и забор сеточный такой – через него видать все. Я глядь – не пойму. Будто кто мешок тащит на спине. Идет так мееедленно, в развалку, шатается. Ближе подходит, я смотрю, а то не мешок, а бабу мужик на спине тащит. И когда уже мимо моего палисадника он идет, я вижу, что это Агата Никаноровна на нем верхом сидит.

При этих словах Хилер резко ударила кулаком по столу и злобно выкрикнула своим низким грудным голосом:

– Ты чего несешь, старый черт!

Сидевшая рядом Корчагина от неожиданности подпрыгнула на месте, а Прохоров схватился за сердце. Судья и прокурор удивленно подняли голову на подсудимую. В зале повисло молчание, а за окном громко закричала откуда-то появившаяся, взмывшая в небо стая ворон.