Наталья Александрова: Фермуар последней фрейлины

— Долго рассказывать! — отмахнулась Настя. — Но в конечном счете этот фермуар достался мне по наследству от той самой прапрабабки, фрейлины Облонской.

— Фермуар? — повторил капитан незнакомое слово. — Что это такое — фермуар? Хотя я, кажется, уже спрашивал вас…

— Теперь я знаю, что это такое. Вообще-то, это застежка особой формы, вот такая, — Настя показала капитану замочек из белого золота. — Ну, и ожерелье с такой застежкой тоже называют фермуаром, как в этом случае. Но сейчас нас интересует не застежка, а вот эти три камня… Нам нужно вложить их, как апостол Фома вложил персты, то есть пальцы, в раны Христа. Но вот куда их вложить, это вопрос.

Настя осмотрела сундучок и обнаружила в верхней его части, возле замка, три маленьких круглых углубления. Эти углубления были видны только при боковом освещении. Она приложила фермуар к замку и слегка вдавила камни — один за другим. Сначала первый изумруд с мягким щелчком встал на свое место, затем — второй…

Сапфир какое-то время не хотел вставать в углубление, словно противился Настиным усилиям. Она нажала чуть сильнее.

И вдруг камень плотно встал на свое место. При этом лучистая звезда внутри сапфира засияла ярче, словно кто-то включил внутри камня подсветку.

В то же мгновение внутри замка раздался негромкий скрежет — и сундучок раскрылся, словно пасть хищника.

Настя наклонилась над ним и ахнула.

Изнутри сундучка изливалось на нее ослепительное, волшебное сияние. Ожерелья с рубинами и изумрудами, алмазные диадемы и браслеты, перстни и серьги лежали перед ней беспорядочной грудой. Казалось, сундучок наполнен светом, плененным сиянием.

— Ну, что там? — проговорил капитан Ненароков, с трудом скрывая волнение, и перегнулся через Настино плечо.

На какое-то время он онемел, затем шумно выдохнул и пробормотал:

— Ох, ни фига себе! Простите, Анастасия Николаевна, не сдержался!

— Ничего, я вполне понимаю ваши чувства! — усмехнулась девушка. — И вполне их разделяю. Тут иначе не скажешь… Ни вам, ни мне никогда не приходилось видеть ничего подобного, и вряд ли когда-нибудь еще придется. Кстати, как вы думаете, что мы должны со всем этим сделать?

— Сделать? — Капитан с трудом оторвался от волнующего зрелища и в раздумье наморщил лоб. — Ну, я человек маленький, доложу начальству — пускай оно решает…

— А я думаю, это нужно отдать в музей. К примеру, в Эрмитаж. У них ведь есть отдел ювелирного искусства…

— Не жалко? — прищурился капитан.

— Что вы имеете в виду? — вспыхнула Настя. — Это же не мое. Да прапрабабка Анастасия в гробу перевернулась бы, если бы я… И если вы могли подумать…

— Да я пошутил, — испугался Ненароков. — Настя, не гоните вы меня, я вам еще пригожусь! А вот, кстати… — он вытащил из кармана три фотографии, — это нашли там, у того инвалида, что отравился, пытаясь открыть сундучок, — это же ваше? Я сразу догадался, потому что вы на свою родственницу очень похожи.

Он положил фотографии на стол.

Настя в это время осторожно вытащила фермуар, а потом прикрыла сундучок.

— А вот фермуар никому не отдам, это наше, фамильное… Долго он меня дожидался в Черногории, но теперь…

— Настя, вы удивительная девушка! — сказал вдруг Ненароков не своим голосом. — В вас полно тайн, прямо как у этого сундучка, но, в отличие от этого сундучка, я никогда вас не разгадаю!

Настя незаметно взглянула на него снизу, и ей стало все ясно: права была Вера Степановна, положил все-таки капитан не нее глаз. Только у влюбленного мужчины бывает такой растерянный и глупый вид.

— Вам и не надо меня разгадывать, — улыбнулась она, поднимаясь и погладив его по плечу, — а то будет неинтересно.