Алексей Доброхотов - Вскормить Скрума

«Как же они тут живут? – задал он себе вопрос, – Так же совершенно невозможно. Или они не люди?»

На людей в привычном его понимании новые сослуживцы действительно во время работы походили мало. С теми немногими офицерами, с кем удалось столкнуться на первом дежурстве, за все двадцать четыре часа самого тесного казалось бы общения не удалось перекинуться и парой слов на внеслужебную тему. Их словно ничего кроме параметров заданной обязанности больше не интересовало. Они даже неодобрительно пресекали любые попытки отвлечь их посторонними разговорами. Витя так и не понял, опасались они нарушить установленные жесткие предписания инструкций, или настолько сознательно относились к исполнению своих обязанностей, что даже не допускали мысли хоть на секунду переключить внимание на иные сюжеты, кроме определенных. Казалось, сообщи им в этот момент, что умер их самый близкий человек, они и бровью не поведут, продолжая нести службу, как ни в чем не бывало. Это столь разительно отличалось от той, недавно оставленной бесшабашной курсантской среды, что полностью обескураживало и в какой-то степени разочаровывало.

«Роботы они что ли? Или это служба на них так действует? – предположил он, – Или это они на меня хотят произвести впечатление? Неужели и я со временем таким стану?»

Дежурство завершилось спокойно. В штатном режиме. Все новые знакомые сразу разошлись в разные стороны по каким-то своим очень срочным и неотложным делам, как тараканы по щелям разбежались. Только вознамерился Витя кого-нибудь по дороге зацепить дружественным разговором, как от каждого и след простыл. Общаться, кроме женщин на общежитской кухне, стало не с кем. Но те с первой же встречи вызвали у молодого человека некоторую настороженность своим излишне развязным, почти нахальным поведением. Словно только что из одной с ним пастели выбрались.

Не задерживаясь возле мест общественного скопления, он быстро прошмыгнул в свою комнату, заперся изнутри и упал на кровать. Непривычная усталость навалилась на плечи. Даже есть не хотелось.

«Совершенно бездарно потраченное время, – промелькнула в голове последняя мысль, – Если каждый день будет таким, то до истины я доберусь не скоро».

Глаза слиплись, и он уснул.

Суждение оказалось пророческим. Последующие дни не принесли никакой ясности в разрешение поставленной перед ним задачи. Записи в дневнике изо дня в день пестрели одинаковыми фразами: «Ничего существенного», «Поговорить не удалось», «Едва обмолвились парой слов». Четко распределенные между сослуживцами функции не оставляли никакого времени для свободного общения, так что никого толком расспросить о пропавших офицерах Витя за целый месяц напряженной службы так и не сумел. Не помогли ни замкнутые пространства, ни дружелюбная наивность новичка, ни специально расставленные в разговоре логические ловушки. Мало кто изъявлял желание касаться неприятной, возможно – запретной, темы, или, тем более, обсуждать что-то с малознакомым, темным, непроверенным человеком. Кто его знает, кому он затем передаст подробности разговора?

Дальше загадочного поучения Гусякина, прозвучавшего в первый день в сумраке тесной бельевой кладовки, расследование за три недели ничуть не продвинулось. Самого коменданта подцепить на продолжение разговора оказалось делом весьма затруднительным. Не то прапорщик с того дня намеренно избегал встречи с молодым офицером, не то маршруты их передвижений по ограниченной территории никак не могли пересечься в одной точке, только не удавалось отловить вездесущего Никитича, и на все Витины ухищрения он не попадался. Ни смена белья, ни преднамеренно разбитый графин, ни поданная жалоба на отсутствие горячей воды в общежитии – не поспособствовали организации такой встречи. Всякий раз приходилось разбираться с кем-то из его специально направленных многочисленных подчиненных из рядового начальствующего состава. Видимо, здорово прапорщику досталось на следующий день от грозного командира за вечернюю попойку. Говорили даже, что он несколько дней отлежал дома с жалобами на обострение болей в желудке. Правда, попытки навестить его также не увенчались успехами, несмотря на то, что он проживал в этом же корпусе на втором этаже. Дверь постоянно оказывалась закрытой и внутри комнаты царила напряженная тишина. Хотя его блестящая залысина несколько раз промелькнула в проеме раздаточного окна столовой. Один раз во время завтрака и два раза за обедом. Но догнать прапорщика или заметить, куда юркнуло его маленькое тело, Витя не успел. Слишком многочисленными оказались потаенные местечки в гарнизонной застройке и обширными возложенные на коменданта обязанности.