Иван Державин: Любовь распята. Я должен жить

– Господи помилуй, – перекрестилась старушка, нагибаясь над ней. – Да ты никак живая. А я уж подумала, нечистая сила. – Она ухватила Надю за руку и стала поднимать. – Теперь уже ничего, считай, что дошла. Пойдем в избу, согреешься. Да как же это тебя так угораздило?

Надя послушно поднялась и, держась за старушку, пошла в избу. Там старушка достала из-под печки валенки, сняла с веревки шерстяные носки.

– Ну-ка надень, обогрей ноги. Я как увидела, что ты босая, так и подумала о нечистой силе. Ишь что надумала, убежать из дому раздетой. Глядишь, так и придатки недолго застудить, а тебе нельзя, тебе еще рожать надо.

Надя присела на лавку и потянулась за носками. Халат распахнулся.

– Э, девка, – прищурилась старушка и погрозила Наде пальцем. – У тебя что-то не так. Я догадываюсь. Потом, когда отойдешь, поделишься. А сейчас тебе хлебнуть нужно вот что.

Она подошла к буфету, достала початую бутылку и два граненых стакана.

– Нет, нет, я не буду, – сказала Надя, – я не пью.

– А сейчас выпьешь, если хочешь прийти в себя от того, что пережила. Да тут и пить нечего, разве только понюхать. И я заодно с тобой.

– У вас не найдется чаю или теплого молочка? Я замерзла.

– Да уж я вижу. Дрожишь, как лист. Если и, правда, не пьешь, тогда зажми нос и влей залпом. Я помню, вот также впервые выпила, когда была такая же, как ты.

Надя так и сделала. Видя, как она закашлялась, старушка засмеялась беззубым ртом и тоже выпила. Она стукнула о стол дном стакана, и наблюдавшая за ней сквозь выступившие слезы Надя мгновенье потеряла чувство реальности: лицо старушки вдруг сложилось вдвое, так что острый подбородок поднялся и слился с носом. Надя закрыла глаза и подумала: «Мистика». Когда она вновь взглянула на старушку, лицо той было опять нормальным, а сама она пытливо рассматривала ее.

– Ну как, полегшало? А? Еще не дошло? Обязательно дойдет. А теперь приляг, можешь и чуток вздремнуть, пока я печь растоплю и сготовлю. А заодно и воды согрею. Ты гляди, какая ты грязная, как монжиха. Мы тут с Дусей одного монжа отходили. Совсем погибал. А сейчас ничего, выжил. Ну, давай, приляг.

– Нет, бабушка, я спать не буду. Мне нужно домой, – запротестовала Надя, с трудом шевеля языком.

– И пойдешь, только поешь и ополоснешься. Такую свинушку и в автобус не пустят.

– Я пойду пешком, у меня нет денег на билет.

– Как пешком? С ума рехнулась? Когда ж ты дойдешь до Москвы, если ты там живешь? Дотуда шестьдесят верст, почитай.

Она еще что-то говорила, но ни возражать, ни открыть глаза у Нади уже не было сил. Когда старушка повела ее к кровати, она послушно последовала за ней. И тут же куда-то провалилась.

***

Она услышала шум подъехавшей машины, подбежала к окну и увидела, что у подъезда остановилась дяди Алешина «Волга». Из машины вышли Костя и дядя Алеша. Значит, он не разбился, он вернулся, обрадовалась она. Заметив ее в окне, Костя весело помахал рукой и побежал к крыльцу. Надя увидела, что она голая и стала метаться в поисках, чем бы прикрыться, но ничего не находила. А на крыльце уже слышались шаги, и хлопнула дверь.

Она открыла глаза и увидела устремленные на нее черные, как уголь глаза. Они были не дяди Алешины и не Костины – светлые и добрые, а злые и жадные. Она приподняла голову и обнаружила, что одеяло валялось на полу, а халат распахнулся. Она поспешно прикрылась им и испуганно спросила:

– Вам чего?

Только сейчас она обратила внимание на то, что перед ней стоял милиционер, и даже обрадовалась, но он повернулся и быстро вышел.

Знакомое чувство тревоги овладело ею. Она слезла с кровати и подошла к окну. У крыльца стояла милицейская машина в виде фургона, и возле нее разговаривали два милиционера. Тот, который был в доме, молодой и тонконогий, что-то говорил второму, постарше и потолще, указывая глазами на окна. Увидев Надю, он изобразил улыбку, но взгляд был холодный. Она отошла от окна и в отчаянии опустилась на лавку.

В печи горел огонь, на плите стояла большая кастрюля с водой. Старушки нигде не было.

За окном раздались громкие голоса, и вскоре в дом вошла старушка и следом за ней милиционеры, которые шумно поздоровались.

– Это ко мне внучка приехала, – сказала, словно оправдываясь, старушка и подмигнула Наде. Всю ночь ехала, устала, только прилегла отдохнуть, тут вы, нечистая сила, свалились на голову.

– Всю ночь, говоришь, ехала, а отчего тогда устала? Или чем занималась? – Молодой громко засмеялся, блеснув двумя золотыми коронками по бокам рта. – А как зовут твою внучку, бабка Насть, и какое у нее фамилие? Наверное, забыла уже? А ты молчи, – полупригрозил – полуприказал он Наде.