– Тьфу, тьфу, тьфу!
– Очень волновалась?
– А ты как думаешь? Я только тогда поверила, что все обошлось, когда получила машину и села за руль.
– Как это ты не врезалась куда-нибудь с перепугу… Сделать тебе кофе?
– Сделай, пожалуйста! Фу-у, устала… – она села к свободной машинке и стала перебирать стопку магнитофонных бобин. – Это все надо сдать сегодня?
– Нет, твои пленки все на завтра, можешь не спешить.
– Отлично! Люсенька, ты не сходишь в кафе на уголок за бутербродами? Возьми восемь штук с икрой – сегодня можно кутнуть, есть повод!
Благодушная Люся сняла наушники, выключила магнитофон, машинку и поднялась.
– Сядь на место и печатай дальше! – вдруг резко сказала Гуля. – В пять придут со станции за текстами. А тебе, Ада, нечего кутежи устраивать – не с чего!
– Я хотела к кофе…
– Обойдется еврейский праздник без марципанов. Ты у нас, кажется, худеть собиралась? Тебе икру есть вредно, а нам неохота. Вон там в шкафчике есть финские хлебцы.
Ада фон Кёнигзедлер пожала плечами:
– Было бы предложено…
– Считай, предложение было сделано, но мы смогли от него отказаться, – и Гуля свирепо заколотила по клавишам.
– Правда, не надо бутербродов, Ада. Я сейчас сварю настоящий арабский кофе для всех, к нему ничего не полагается. Настоящий арабский! Свекровь прислала из Хайфы.
– О! То, что доктор прописал! – сказала Ада.
Апраксина заметила, как дернулась спина у Гули, которой и эта реплика фон Кёнигзедлер тоже чем-то не понравилась.
– Замечательная у тебя свекровь, – сказала Ада фон Кёнигзедлер, настраивая магнитофон. – Вы с Виктором уже три года как расстались, а она так сердечно к тебе относится.
– Так мы-то с нею не разводились! И потом, она ведь души не чает в Антошке…
Некоторое время в бюро все работали, лишь хозяйка хлопотала у кофеварки в нише за занавеской. Когда она вернулась и села за свой стол, Ада фон Кёнигзедлер бросила печатать и подсела к ней.
– Так что же все-таки было в полиции? – вполголоса спросила Мириам Фишман.
– Ровным счетом ничего серьезного! Представляешь, оказывается, эта халда, царство ей небесное, бросила мою машину возле отеля, в котором ее позавчера нашли мертвой. Мне просто сказочно повезло, что полиция не связала ее смерть с угоном моей машины. Полицейский инспектор, который меня допрашивал, оказался полный сундук!
– Значит, машина снова у тебя, а полиция таки ничего не знает о твоей связи с Натальей? Ну и хорошо: Наталье помочь ты все равно уже ничем больше не можешь, а себе навредишь.
– Еще бы! Если Феликс узнает, что я попала в какую-то неприятную историю, связанную с полицией, то все – прощай, Феликс! Я ему даже про угон машины ничего не врала. Надеюсь, что и Люся с Гулей не станут особенно трепаться, – она покосилась на усердно работавших коллег.
– Они не из тех, кто треплется. Но на всякий случай я их предупрежу.
За занавеской раздался тонкий пронзительный свист.
– Кофе готов! – сказала хозяйка и ушла за занавеску. Через несколько минут она вынесла на подносе пестрый арабский кофейник с крохотными чашечками. Она предложила кофе всем, включая Апраксину, но графиня от кофе уклонилась и продолжала усердно писать. Гуля с Люсей взяли свои чашки и вернулись к машинкам, а хозяйка с фон Кёнигзедлер продолжили разговор, отхлебывая крепчайший напиток редкими крохотными глотками.
– Ты не знаешь случайно, Константин уже вернулся из Парижа? – спросила Мириам Фишман.
– Скорее всего, нет. Я читала в «Русской мысли», что выставка русских художников продлится до конца апреля: навряд ли Константин уедет до ее конца, ведь это его первая выставка в Париже! И я думаю, он позвонил бы мне, если бы уже знал, что случилось с Натальей.
– Значит, он до сих пор еще не знает, что стал вдовцом…
– Видимо, так. И думаю, не слишком огорчится, когда узнает. Бедная Наталья!
– Да уж… Но и его тоже жаль.
– Жаль? – Ада высоко подняла выщипанные брови. – А ты вспомни, как он с нею обращался!
– Наталья любила его…
– Любила! Лично я такого обращения не потерпела бы ни при какой любви.
– И что бы ты сделала? Развелась? Тоже покончила с собой?
– Ну, это уж нет! На свете существует много способов выйти из подобной ситуации достойно.
– Вот только понятия о том, что такое «достойно», у разных людей совершенно разные.
– И что ты хочешь этим сказать, Мира?
– Вчера по телевидению опять показывали фотографию мертвой Натальи и просили всех, кто что-нибудь знает об этой женщине, позвонить в полицию. Так вот мне кажется, дорогая, что в этой ситуации мы все ведем себя недостойно, и каждая из нас блюдет при этом свои интересы. Ты молчишь из-за Феликса, я из-за того, что Наталья работала у меня по-черному, а вот Анна, которая тоже наверняка видела сообщение полиции, молчит потому, что чувствует себя виноватой в смерти Натальи.
Читать дальше