«А что она ела?» – спросил следователь.
«Винегрет и соевые бобы» – ответила одна из проводниц.
Я частицы винегрета, полупереваренные, обнаружил в желудке. Время их нахождения, судя по его характеру, соответствовали по времени 3—3,5 часа нахождения в желудке. Это время мы приплюсовали к 12 часам, получилось 15 – 15 часам 30 мин. Был установлен поезд, сделавший в это время остановку. Были приглашены главный и старший проводники этого поезда. При опросе главного проводника, тот сказал, что он ничего не знает, поездка была обычной, без особенностей. А вот старший сообщил о том, что была одна особенность, в этой поездке главный и он поменялись местами.
Следователь предложил мне освидетельствовать главного проводника. При освидетельствовании я обнаружил на передней поверхности правого бедра ссадину, в виде полосы красно-бурого цвета. На мой вопрос, откуда и когда образовалась ссадина, свидетельствуемый ответил, что ссадину он получил три дня назад случайно, когда пролазил между вагонами.
Я опроверг его утверждение. Он помедлил немного, и стал рассказывать, что он давно собирался расстаться с Булгаковой (их связывали сексуальные отношения), она надоедала, шантажировала его тем, что добьется его увольнения. (В сталинский период времени сексуальные отношения рядовых членов партии часто становились предметом рассмотрения партийным бюро, с вынесением довольно неприятных решений) План убийства созрел на ходу, когда они ехали в тамбуре последнего вагона. Обнимая ее сзади, любовник набросил ей на шею ремень от брюк, стал затягивать. Она ударила его ногой по бедру. Он не отпускал, чувствуя своим телом ее судорожные движения. Потом движения прекратились, она обмякла и сползла на пол тамбура. Он вынес ее наружу, положил на насыпь и дал сигнал к отправлению поезда.
Небо ясное, светит луна.
Город пуст. Видны снежные горки,
Лишь фигурка плетется одна,
Без шинели, в одной гимнастерке.
Но, похоже, рожден под звездой,
Мог упасть, ноги держат нетвердо,
И закончил бы путь свой земной,
Но спасен санитаром из морга.
Он ехал в Уфу. Предоставленный командованием части отпуск заканчивался. Следовало торопиться. Провожали его всем двором, пили, пели, веселились. Застолье затянулось, выпили на посошок. Он целовался со всеми. Под баян садился в вагон. Помнил, как подсели двое «дружков, пил с ними, потом пригласили к себе в купе, потом была долгая остановка, он сошел с поезда, заскочил в вокзал, там спиртного не продавали. Он спросил, а где тут можно выпить. Ему сказали, да тут за углом есть распивочная, в которой круглые сутки продают водку. Он вышел на улицу, а дальше все смутно, где-то бродил, стал замерзать. Все подъезды домов закрыты, магазины закрыты. Ноги скользили по снегу, мерзли руки, он их сунул подмышки, но и там было холодно, гимнастерка не грела. По счастью увидел открытую калитку в ворота, он зашел, его швыряло, он уцепился за стену, по ней добрался до какой-то двери, потянул на себя, она открылась. Вошел – темно. Открыл еще какую-то дверь, споткнулся, упал и, как будто куда-то провалился.
Зазвенел будильник. Егору вставать не хотелось. Изба выхолодилась. Выбираться из-под теплого одеяла так не хотелось. Он еще пару минут полежал с открытыми глазами, потом встал, потянул спину с хрустом, и стал быстро одеваться. Оделся, натянул на ноги валенки с галошами, накинул овчинный полушубок, открыл дверь и выскользнул во двор. Светит полная луна, вокруг нее светлый диск. «К холоду. Сейчас градусов 10 – 12., к утру все 25 будет» – подумал он, направляясь к дверям морга. Достав ключи из кармана полушубка, он отпер дверь, раскрыл ее и вошел. Коридорчик между мертвецкой и секционным залом не велик, только чтоб носилки развернулись. Вход в мертвецкую прямо, в секционный зал – слева. Он открыл левую, прошел в секционный зал. Он пуст, чист. Сквозь большие окна, наполовину снизу закрашенные белой краски, светлые пятна лунного света падают на пол. Здесь значительно теплей, но для работы в нем тепла недостаточно. Открыл дверь, ведущую в анатомический музей, свет не зажигал, здание до мелочей знакомо. Миновав зал, он толчком ноги открыл дверь сбоку и вошел в общий коридор областной судебно-медицинской экспертизы. Надо приниматься за работу. К утру должно быть везде тепло, сотрудники работают в халатах. Поддувала всех топок еще с вечера были им очищены от шлака, дрова заготовлены и кучками лежали около печей, на металлических листах, под поддувалом. Он полез в карман за спичками, и не нашел их. Чертыхнулся. Ну, надо же – забыл. Такое редко случалось с ним. Возвращаясь, он включил свет в секционном зале. Вышел из морга, прикрыв за собою дверь. Запирать на ключ не было смысла. Вошел к себе в избу. Да вот они, спички, спокойненько лежат на столе. Взяв их, он опять направился к двери морга. К его удивлению, она была открыта. Он отлично помнил, что, выходя, прикрыл ее. Ветра не было, который мог бы распахнуть. С опаской, войдя в коридор, он увидел, приоткрыта дверь в мертвецкую. Ее всегда закрывают плотно для избежания проникновения крыс, с этой же целью она снаружи обита металлом. Крысы злейшие враги морга, они объедают покойников, излюбленными частями являются нос и уши. Егор помнит, как Голубеву Виктору Петровичу пришлось заниматься ринопластикой, и все таки полностью восстановить нос не удалось. Скандал был тогда огромный. Выговоры сыпались на сотрудников морга, как из рога изобилия. Первым желанием санитара было, закрыть дверь и начать растапливать плечи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу