Алексей Ракитин - Скопец

— Ну, что, Алексей Иванович, пообедаем? — предложил он.

Оказалось, что Василий отправился в собственном экипаже знакомиться со столицей. Шумилов с удовольствием принял приглашение, и менее, чем через четверть часа они уже расположились за столиком в уютном ресторанчике в Летнем саду.

Заведение это располагалось в особом павильоне, изображавшем из себя грот, неподалёку от Летнего дворца Петра, в той части парка, что выходит к Неве. На устроенной в летнее время открытой террасе в выходные дни собиралось довольно много публики; помимо чревоугодия посетители ресторана наслаждались игрою духовых оркестров дежурных по городу полков. Сейчас же, в будний день, посетителей, как в Летнем саду, так и в ресторане оказалось много меньше, да и оркестр отсутствовал.

Шумилов и Соковников сели на открытой террасе перед гротом; из дюжины столиков, установленных на замощённой площадке, заняты оказались всего три. Сквозь золотую листву просвечивало солнце, отбрасывая вокруг трепетные оранжевые блики. Вся окружающая обстановка: чугунное кружево решётки Летнего сада, неспешные воды Невы за нею, скрытая густым кустарником гуляющая публика, ласковый солнечный свет — всё дышало умиротворением и покоем. Разговор поначалу носил характер самых общих замечаний — о погоде, раннем бабьем лете, о том, что северная природа, столь скупая на тепло, всё же способна преподносить сюрпризы. Соковников признался, что климат в Твери ему нравится куда больше, да и для здоровья жить там много полезнее.

— Почки мои болят от скверной питерской водицы, — посетовал Василий. — Так доктор сказал. В столице вода плохая, болотная. Пить надо привозную, с Ладоги. Вы, кстати, слышали об аресте Селивёрстова? — неожиданно перескочил на другую тему Соковников.

— Ничего не слышал, — признался Шумилов.

— Ко мне приезжал следователь из прокуратуры, долго расспрашивал о Селивёрстове. Как я понял, дело сдвинулось, уже обнаружены первые пропавшие вещи: перстень дядюшки, икона в драгоценном окладе, деньги. Оклад, правда, уже изуродован: по приказу Селивёрстова ювелир успел вытащить сорок бриллиантов.

— Скажи-ка! — Шумилов покачал головой. — Какую прыть продемонстрировал Яков Данилович!

— Послушайте, Алексей Иванович, а может, Селивёрстов не врёт? Может, правда, у Николая Назаровича под конец жизни в голове что-то переменилось? — Василий неожиданно понизил голос и склонил голову к уху Шумилова. — Не то чтобы подвинулся головою, а… жизнь переосмыслил? Может, Николай Назарович в монастырь собирался и потому стал избавляться от ценностей?

— Я полагаю, что случившемуся в его доме есть более простое и очевидное объяснение. Думаю, Селивёрстов врёт — и про икону, и про перстень… не верю я, что Базаров Селивёрстову тот перстень отдавал. Впрочем… — Алексей задумался. — Вот этого как раз на все сто процентов утверждать не возьмусь. Тем не менее, уверен, что Селивёрстов действительно совершил хищение и сейчас просто выкручивается, делает хорошую мину при плохой игре, причём у него это получается весьма скверно. Ему духу не хватает признаться, как было дело…

— А как, по-вашему, было дело?

— Увидел он пачки денег и векселей в бюро, и у него ум за разум зашёл, решил, что сейчас сунет их в карман, спрячет хорошенько, и никто никогда ничего не докажет. Он просто не смог побороть соблазна, и даже не посмотрел, что подле него тело покуда неостывшее лежит. И к уничтожению приходно-расходных книг тоже он руку приложил. Он и никто другой! — твёрдо заявил Шумилов. — Умысел этого деяния понятен — Селивёрстов стремился уничтожить отчётность, дабы следствие не смогло в точности установить, как много денег и ценных бумаг находилось в доме на момент смерти Николая Назаровича. Сжёг эти книги именно он и скорее всего тогда, когда топил камин и просушивал мокрую мебель.

— Да, да, Алексей Иванович, всё складно вы излагаете. Полагаю, так и было, — кивал в задумчивости головою Василий Соковников. — Я бы вас просил завтра ко мне приехать, поскольку, если вы помните, я жду визита представителя местных скопцов.

— Да, я, конечно же, помню. Яковлев, кажется, его фамилия? Непременно завтра же утром буду у вас.

— Если не возражаете, я пришлю за вами экипаж. Он появится у вас, скажем, к половине десятого часа.

Шумилов, отправляясь на встречу с Михаилом Андреевичем Сулиной, испытал некоторое колебание — что же следует купить к столу? Казалось очевидным, что работник синодального архива — человек небогатый и будет рад любому гостинцу. Хорошо бы, только, было угадать, что в качестве такового ему больше понравится: бутылка дорогого хереса или какая-нибудь сдоба к чаю? После некоторого раздумья Шумилов решил спиртного не покупать, поскольку Сулина мог оказаться трезвенником. Алексей знал, что в духовном ведомстве трезвость всячески приветствовалась и даже прямо насаждалась, потому среди чиновников встречалось много людей совсем непьющих.