Алексей Ракитин - Скопец

Что же касается сыска, к которому Алексей Иванович чувствовал странное влечение ещё со студенческой поры, то он всё равно присутствовал в его жизни: пусть фрагментарно и опосредованно, но объективно и даже с какой-то неотвратимостью. Причём, самому Шумилову вовсе не приходилось прикладывать каких-либо усилий к этому или создавать себе рекламу: само собой получилось так, что к нему стали обращаться знакомые, знакомые знакомых, адвокаты и просто попавшие в затруднительные ситуации люди с просьбой помочь им навести справки, провести негласное расследование или помочь в организации защиты ошибочно обвинённого человека. Всякий раз это были случаи, когда в полицию обращаться было либо затруднительно, либо бессмысленно. Шумилов брался за такие дела и вёл их споро, умело, толково, ясно понимая, как должно подступаться к такого рода розыскам. Немаловажно было и то, что лишнего он никогда не просил и со всеми был честен. Не было случая, чтобы он разгласил чью-то тайну или употребил в целях собственного обогащения полученные в ходе розысков сведения. Довольно быстро всё это обеспечило ему репутацию отличного сыщика и порядочного человека, которому можно довериться.

В этот день Шумилов промочил ноги и вернулся домой с лихорадочно горящими щеками. Алексей знал, что предрасположен к лёгочной астме и на протяжении последнего года болезненный процесс в лёгких всё более усугублялся; посему он никак не мог позволить себе простужаться. Облачившись в сухую одежду и закутавшись в плед, он неспеша потягивал обжигающе горячий глинтвейн, который собственноручно — что было знаком особого расположения — приготовила для него госпожа Раухвельд.

Умиротворяющая тишина была нарушена почтительным стуком в дверь гостиной горничной Маши:

— Алексей Иванович, к вам явился посетитель. Назвался Базаровым. Сказал, что вам незнаком, но имеет до вас безотлагательное дело. Прикажете впустить?

— Пусть проходит сюда, — кивнул Шумилов, отбрасывая плед и поднимаясь из кресла.

В гостиную осторожно вошёл пожилой человек. Несмело остановившись у порога, он быстро окинул взглядом комнату; потом его тревожный испытующий взгляд переместился на Шумилова. Визитёру было лет под шестьдесят. Бледная, даже тусклая кожа выдавала в нём многолетнего жителя Петербурга, а седая аккуратно стриженая борода, короткие нафабренные усы и морщинки вокруг глаз ещё более старили лицо и придавали ему усталое выражение. Только глаза — тёмно-карие, подвижные, очень живые смотрели цепко и недоверчиво. По одежде было видно, что этот человек принадлежал к мещанскому или не очень зажиточному купеческому сословию: однобортный твидовый сюртук, под ним жилетка со спускающейся серебряной часовой цепочкой, простая льняная рубаха-косоворотка без всяких намёков на галстук, бабочку или шейный платок, на ногах — яловые мягкие сапоги, с блестевшими на голенищах капельками дождя. Шумилов сразу обратил внимание на руки гостя — плотные, со вздувшимися венами на тыльной стороне ладони; эти руки принадлежали человеку, не понаслышке знакомому с физическим трудом.

— Прощения просим… вы ли господин Шумилов Алексей Иванович? — вежливо осведомился вошедший.

— Он самый. Чем могу быть полезен?

— Позвольте представиться: я лакей скончавшегося три дня назад купца Соковникова, — после секундной заминки с почтительным поклоном представился посетитель, — или, как говорят люди просвещённые, камердинер. Зовут меня Базаров Владимир Викторович. Не сочтите за назойливость. Имею к вам важное конфиденциальное дело.

— Почему ко мне?

— Я поехал было в контору присяжного поверенного… Барыков Сергей Лаврович, на Невском, в доме Зайцева, знаете, наверное?… но мне там сказали, что за такие дела не берутся, и вот, порекомендовали вас.

— Да, Барыкова знаю коротко. А что же, собственно, за дело? — Шумилов жестом пригласил посетителя сесть в стоявшее подле кресло и внимательно наблюдал, как мужчина, сделав пару несмелых шагов, опустился на край сиденья, не сводя при этом напряженного взгляда с лица Шумилова.

— Хочу просить вас проследить за исполнением закона, то есть моего права наследовать, иначе говоря, воли моего умершего хозяина, купца Соковникова, — несколько сбивчиво начал Базаров и заговорил быстрее, боясь, очевидно, что Шумилов не станет его слушать. — У него я служил лакеем много лет. Видите ли, я — человек маленький, бессильный, где мне тягаться с князьями, аристократами да иерархами церкви? Они меня подвинут и не заметят! Они во все двери вхожи, им все угождают, а я что..? Дело в том, что сегодня днём, буквально три часа назад состоялось оглашение завещания Соковникова, которое хранилось у нотариуса. Нотариус — Утин Лавр Ильич. Может быть, знаете такого…