Алексей Ракитин - Скопец

Далее в деле священника Ахторпова оказалось несколько рапортов в канцелярию митрополита, никак не связанных с его преподаванием в Училище. Шумилов просмотрел их поверхностно: в одном рапорте священник жаловался на некачественный ремонт кровли в своём доме, в другом доносил митрополиту об инциденте, связанном с тем, что наследственный почётный гражданин ударил церковного сторожа. Бумаги эти представляли, конечно, некоторый исторический интерес, но Алексея Ивановича в ту минуту заинтересовали мало.

Наконец Шумилов отыскал то, что так хотел увидеть. Почти треть личного дела занимали копии характеристик, предоставленные священником выпускникам училища. Это оказались добротные, обстоятельно составленные документы, позволявшие довольно полно представить себе личность того, кого призваны были описать. Священник оказался человеком, способным мыслить нешаблонно и излагать мысли образно, кроме того, он явно избегал в своих характеристиках общих фраз.

Пробегая глазами эти документы, Шумилов иногда задерживался и вчитывался в некоторые любопытные пассажи. Кричевский Антон: «в спорах горяч, в трудах — усидчив, к Вере — ревностен». Мамадышев Владимир: «флегматичен… хладотелен». Куприянов Андрей: «читает стихи Дениса Давыдова, но и не только, тако же прочёл исторический труд оного о Великой Отечественной войне… Интересуется историей бонопартизма, изучив оную досконально, разоблачает деяния Наполеона с редкостным для его младых лет здравомыслием.»

И когда Шумилов, перевернув очередной лист, увидел характеристику Базарову Владимиру, сердце его пропустило один удар. С очень странным чувством Алексей принялся читать документ, долетевший до него из другой эпохи точно звучное раскатистое эхо в горах. «Сын чиновника канцелярии Управляющего делами Комитета министров, но службою отца никогда не кичится… Остёр умом, на всё у него есть присловие или поговорка… Щедро одарён природою самыми разнообразными талантами. Памятлив, ничего не забывает, за эту черту многие его недолюбливают, а кто-то боится. Учится легко, заучить любой матерьял для него труда не составит, а посему по Закону Божиему всегда имел „отлично“, но душевной тяги к Вере Христовой… так и не обнаружил. Выпущен в мае 1838 года с отличным аттестатом.»

— Ну что ж, Дрозд-пересмешник, вот я тебя и нашёл, — пробормотал задумчиво Шумилов, а Сулина, не разобрав сказанного, переспросил:

— Что вы говорите, Алексей Иванович?

— Да вот-с, Михаил Андреевич, отыскал я наконец знакомца, — Алексей, закончив чтение характеристики, принялся листать личное дело дальше; убедившись, что более оно не содержит ничего ценного, закрыл папку. — Спасибо вам, вы даже представить не можете, как сильно мне помогли.

Сердечно пожав руку старику, Шумилов поспешил обратно на дачу в Лесное. Он уже порядком устал от событий сегодняшнего дня, устал прежде всего морально, но в эту минуту интуиция подгоняла его, толкала в спину, подсказывая, что времени терять не следует. Необъяснимое логикой чувство, но всегда безошибочное.

По дороге за город Шумилов привёл в порядок мысли, несколько спутанные событиями и впечатлениями этого долгого дня. Прежде всего, ему стало ясно, что Базаров вовсе не случайно порезал щеку Соковникова во время бритья. Фамилия Гежелинский вызвала у лакея панику и вот именно поэтому твёрдая прежде рука дрогнула. То есть, конечно, не сама фамилия испугала Базарова, ведь сама по себе фамилия — это всего лишь пустой звук. Его напугала осведомлённость Шумилова о делах минувших дней, то, что розыски свои он обратил в далёкое прошлое покойного Николая Назаровича.

Что же это могло означать? Что в этом страшного увидел Базаров?

Случай этот наводил на мысль, что лакей прекрасно знал фамилию Гежелинский, что однако, попытался скрыть, ответив отрицательно на прямо поставленный вопрос. И это отрицание выглядело ещё более двусмысленным в контексте того открытия, которое Шумилов сделал в архиве святейшего Синода, а именно — отец Базарова являлся чиновником канцелярии управляющего делами Комитета министров. Другими словами, он служил в прямом подчинении того самого Фёдора Гежелинского, незнанием фамилии которого Базаров пытался отговориться. Более того, что-то подсказывало Шумилову, что маленький Вова Базаров познакомился со своим одногодкой Мишей Гежелинским ещё до того, как тот сделался его соучеником Николаем Соковниковым.

Возможно ли такое?