Алексей Ракитин - Скопец

— Он умер во сне. Нашёл его утром двадцать пятого августа господин Базаров.

Тут же к разговору подключился сам Владимир Викторович:

— Зашёл как всегда, а он не отзывается. Я тронул — он уже холодный. Позвал управляющего, Якова Даниловича Селивёрстова, он у нас всему голова, тоже в доме живёт почти безотлучно. В том смысле, что имеет квартиру в городе, но там редко бывает, почти всё время тут. Господин Селивёрстов занимает комнату наверху, в мансарде… Н-да, так вот, он быстро явился, убедился, что Николай Назарович… гм-м-м… отошедши уже… ну, и собрался ехать в город. Сказал мне, что сам обо всём позаботится. А позже уже, к вечеру приехал врач.

Заговорил и доктор Гессе, сделавший несколько шагов в сторону Шумилова. Само собой получилось так, что Алексей Иванович собрал вокруг себя присутствовавших в гостиной.

— Я в тот день дежурил в больнице и около половины одиннадцатого утра ко мне заехал Селивёрстов, — принялся вспоминать Гессе, — он сказал, что Николай Назарович умер. Я лечил его на протяжении последних шести лет, так что это хорошо знакомый мне пациент. Я взволновался. С большим трудом бросил больничные дела и приехал. Было уже часа три пополудни. Приезжаю, а тут анархия: тело всё ещё на кровати, а по дому шняряют посторонние люди…

— Простите? — удивился Шумилов.

— Селивёрстов зачем-то купца привёз, Локтева, — пояснил Гессе. — Я спросил Владимира Викторовича, — последовал кивок в сторону Базарова, — была ли вызвана полиция, мне сказали нет, не была, потому как управляющий велел всем домочадцам ждать его распоряжений, а сам уехал в город. Я возмутился. Сейчас же послал дворника в ближайшую полицейскую часть. Но сам ждать более не мог, надо было в больницу спешить.

— Через пару часов после отправки дворника прибыл из Лесной части полицейский пристав с командой, — продолжил рассказ Базаров. — Человек шесть полицейских в мундирах и при оружии. Пристав сказал, что будет всё опечатывать. Дом богатый, могут быть ценности. Ну, и стали они все шкафы закрывать и опечатывать, кругом бумажки свои полицейские понаставили.

— А вы слышали что-нибудь о новом завещании? — спросил Шумилов, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Я не слышала, — неожиданно подала голос актриса. Видимо, ей было чрезвычайно неприятно, что всё внимание присутствовавших сосредоточено на теме, затронутой Шумиловым.

А капельмейстер в пику ей тут же проговорил:

— А я, напротив, не только слышал, но даже присутствовал при его зачитывании. Это было месяца три тому назад… да-да, как раз в конце мая. Соковников пригласил на дом нотариуса и всё по новой оформил. Он, знаете, вообще-то любитель был порассуждать, что кому оставит, — эта фраза Лядова была адресована Шумилову. — Я слышал, он даже в прощённое воскресенье ритуал такой устраивал с домашней челядью: выстраивал всех и перечислял, что кому отписывает после своей смерти, — и, перехватив недоверчивый взгляд Алексея Ивановича, капельмейстер Императорских театров поспешил добавить, — не смотрите на меня так, полюбопытствуйте лучше у господина Базарова.

— Такое в самом деле устраивалось? — Шумилов повернулся к камердинеру.

— Да, точно так. Это он как бы извинялся перед людьми, если обидел кого, так чтоб, значит, не серчали и зла на него не держали, потому как в завещании никого не забудет.

— Гм-м, — Шумилов задумался на секунду. — А что, Николай Назарович и правда обижал?

— О покойных либо хорошо, либо ничего, так что лучше промолчать, — вновь подала голос язвительная актриса, хотя с нею никто не разговаривал. — Даже сегодня, после своей смерти Николай Назарович сумел над всеми нами поиздеваться.

— Это каким же образом? — поинтересовался Алексей Иванович, хотя ответ на этот вопрос он в общем-то знал.

Дамочка не успела открыть рот, её опередил капельмейстер Императорских театров:

— Представляете, в том завещании, что у нотариуса нам сегодня зачитали, он почти всем дал издевательские характеристики, такие, что никаких денег не захочешь.

Именно такой ответ Шумилов и ожидал услышать. «Однако, вы все тут как тут», — подумал он про себя не без толики ехидства. — «Может, покойный не так уж и заблуждался на ваш счет?». Вслух он, разумеется, этого не сказал, а лишь спросил с самым невинным видом:

— Какие, например?

— Про купца Куликова написал, что жалует тому… не помню уж сколько, но не очень большую сумму, в надежде, дескать, что это поможет заплатить карточные долги его непутёвого сына-обормота…, — ядовито проговорила актриса.