Анатолий Музис - Колумбово яйцо. Из рассказов геолога

САВЕЛЬЕВ (иронически): Да, муж дело серьезное.

ЛЕНОЧКА: И не шутите. Окончание института ничто по сравнению с замужеством. (Убежденно) Я вытащила его из Волжского и теперь никому не отдам и никуда не отпущу.

(Возвращается В о л о д я)

ВОЛОДЯ: Поедут. Они с Тосей одной косточки. И взгляд у них на все один, общий.

ЛЕНОЧКА: Взгляд! Скажи уж – заработком соблазняешь. Кстати, здесь тоже можно хорошо заработать. Вот Иванов, никуда не уезжает, а получает в два раза больше тебя.

ВОЛОДЯ: Я не знаю Иванова. Если он толковый инженер, ему и следует платить больше, чем другому, а если мазурик, тем более не пример.

ЛЕНОЧКА: У него такой же диплом, как у тебя.

ВОЛОДЯ: Диплом! Диплом! Для одного диплом только прибавка к зарплате, а для другого – обязательство на будущее.

ЛЕНОЧКА: Ты идеалист.

ВОЛОДЯ: Аты… (смотрит на Леночку, словно только что увидел ее) … Ты такая же, как твоя мама.

ЛЕНОЧКА: Моя мама ничуть не плохой человек.

ВОЛОДЯ: Она человек девятнадцатого века, а мы живем в двадцатом. Во второй половине. Ты можешь это понять?

ЛЕНОЧКА: Где уж мне. Я человек средний.

ВОЛОДЯ: Тем более! Средний человек должен двигаться. И думать! Думать, Думать, иначе он покроется плесенью.

ЛЕНОЧКА: Значит мне суждено покрыться плесенью.

ВОЛОДЯ: Ты знаешь кто? Ты…

САВЕЛЬЕВ: Володя, опомнись!

ЛЕНОЧКА: Нет! Нет! Пусть он скажет! Я уже стала плохая? Да? У тебя другая. Я тебе больше не нужна? Да!

САВЕЛЬЕВ: Леночка! Причем другая?

ЛЕНОЧКА: Нет, пусть он скажет. Ну, скажи, скажи. Спросите его, почему он молчит?

ВОЛОДЯ: Я поеду на Витим!

(Мгновение они молча смотрят друг на друга, как враги. Затем Л е н о ч к а закрывает лицо руками и с плачем выбегает в соседнюю комнату. К о в а л ь ч у к укоризненно качает головой, выходит за Леночкой. Долгая пауза. Возвращается Ковальчук)

САВЕЛЬЕВ: Что она?

КОВАЛЬЧУК: Плачет. (В о л о д е) Сходи, поговори с ней.

(Пауза. В о л о д я уходит)

КОВАЛЬЧУК: Неловко получилось. Жили они тихо, мирно. Мы приехали, растревожили их.

САВЕЛЬЕВ: Кто их растревожил? Они давно сами растревожены.

КОВАЛЬЧУК: Давно или недавно – не наше дело. Не надо было затевать разговоры о Витиме.

САВЕЛЬЕВ: Причем тут Витим? Разве ты не видишь – из их отношений ушла тайная радость любви.

КОВАЛЬЧУК: Ушла? Почему?

САВЕЛЬЕВ: Ты спрашиваешь, будто в жизни на все существуют готовые ответы.

КОВАЛЬЧУК: Но ведь какой-то ответ должен существовать!

САВЕЛЬЕВ: Какой ответ? Просто все меняется.

КОВАЛЬЧУК: Ну и что?

САВЕЛЬЕВ: Видишь ли, Степан. Раньше люди были отделены друг от друга расстоянием и невежеством. А сейчас земля перестала быть необитаемой планетой. Она населена людьми, самыми разными. И если сосед родился рядом с тобой, это еще не значит, что он тебе ближе всех.

КОВАЛЬЧУК: Но ведь еще год назад, день назад Леночка была для него хороша?..

САВЕЛЬЕВ: Я и сейчас не говорю, что она плоха. Но понимаешь, Степан, жена – это мина замедленного действия. Пока не сработает часовой механизм, ничего нельзя знать заранее.

КОВАЛЬЧУК: Мне сейчас не до шуток.

САВЕЛЬЕВ: Что же ты хочешь?

КОВАЛЬЧУК: Мы не должны тянуть его за собой, не должны становиться причиной их размолвки.

САВЕЛЬЕВ: Чудак! Разве мы его тянем?

КОВАЛЬЧУК: Мы должны объяснить Володе, что его решение неразумно.

САВЕЛЬЕВ: Объяснить?

КОВАЛЬЧУК: Да. Он не должен ехать.

САВЕЛЬЕВ: Но ведь говорить, что Володя поступает неразумно, так же смешно, как претендовать на реку за напрасный расход воды в половодье.

КОВАЛЬЧУК: Перестань мыслить как инженер, хоть раз подумай как нормальный человек.

САВЕЛЬЕВ: Но ты не знаешь Володьку. Что ему эта квартира – стены караулить?

КОВАЛЬЧУК: Значит, чтобы не «караулить стены» можно уйти из семьи?

САВЕЛЬЕВ: Ты опять! Пойми! Для него сейчас вопрос не в том – остаться или уехать. И не в том – эта или другая. А в том – согнуться, смириться с тем, что есть, или снова начать жить яркой интересной жизнью.

КОВАЛЬЧУК: Согнуться – не переломиться. Ничего с ним не будет если и останется. А если уедет – семье конец. Это точно!

САВЕЛЬЕВ: Но если и останется, тоже еще не известно, что будет. Ты, Степан, знаешь мою Лару. Она трудолюбивая женщина, добрая мать, верная жена. Казалось бы все качества! А жизни у нас ведь не получилось. Факт! Не то, чтобы катастрофа, а так, нет радости да и все. А почему? Ответ прост. Лара была способным ординатором. Но для меня она оставила столичную клинику, променяла блестящий круг профессоров и ассистентов на скромную должность лечащего врача в поликлинике для сезонников. Только сделала она это против желания. Подвиг свой превратила в жертву. И потускнела. Потеряла интерес к жизни. Что ни делает, словно тяжелый крест несет. И меня этот крест вдвойне давит.