Илья Бушмин: Ничейная земля – 3. Бегство из Ямы

У Полякова снова завибрировал сотовый телефон.

– Да. Понял. Будет на месте, сообщайте сразу. – отключившись, он взялся за карманную рацию и нажал на кнопку микрофона: – Группы два и три, звонила техподдержка. Наш объект заехал на территорию Ямы. Уже скоро.

Рация захрипела. Потом кто-то все-таки соизволил буркнуть в эфир:

– Понял.

Повисла тишина. Каждый старался не думать о том, как все пройдет, потому что тогда нервы разыграются не на шутку. Катя благодарила создателя успокоительного. Перед выездом на операцию, куда она напросилась сама, Катя выпила две таблетки.

– Поляков, – нарушил молчание Халилов, – ты стрелял когда-нибудь? Ну, не считая предупредительного в воздух?

– Один раз, – нехотя отозвался Поляков.

– В человека?

– По колесам.

Халилов кивнул, аккуратно стряхивая истлевший кончик сигареты в крохотную пепельницу над рычагом переключения передач.

– А я стрелял.

Катя приготовилась слушать очередную байку. Она не раз принимала участие в засадах – когда этого требовали обстоятельства, например, немедленные следственные действия после операции – и наслушалась много таких историй.

– Мы на квартиру пришли. Там жила баба, которая знала человечка, который мог нас вывести еще на одного человечка. Как обычно, в общем. Звоним в дверь. Бабский голос: «Кто это?». Полиция, говорю, откройте. Она тут ойкнула как-то. И сразу выстрел. Мы опомниться не успели, и – бабах! Прямо через дверь. Нас двое было, я и Иваныч. И повезло как – пуля между нами прошла. Прям посередине. Я рукой почувствовал жар, когда она пролетела и ошпарила кожу. Зато щепки всю рожу расцарапали.

Халилов выбросил окурок в окно, за которым, нарушая гробовую тишину, шелестел дождь, и сразу же поднял стекло.

– Мы за стволы. Я в дверь стреляю. Пять раз, как потом посчитали. Отстрелил замок, ногой е… нул и высадил ее. Ору: «Лежать, полиция!». Все дела, короче. А на полу в прихожке эта баба лежит и корчится. Рожа красная вся, хрипит. Чувак ей кулаком в солнышко двинул, хорошо так двинул, она чуть не отключилась. Потом понятно стало – чувак думал, что это она нас как-то навела на него. Чувак в розыске был. А мы там совсем по другим делам оказались. Судьба-злодейка, мать ее за ногу…

Все ждали продолжения. Даже парнишка с кадыком оторвался от созерцания залитой водой пустынной улицы и уставился на подголовник кресла, в котором сидел Халилов.

– Ну, и что дальше? – не выдержал Поляков.

Халилов вздохнул.

– Чувак в окно сиганул. Второй этаж был, невысоко. Я к окну подбегаю – а вот он, тварь, в траве. Вскакивает и улепетывает. Ору: «Стой, стрелять буду!». Он бежать. Я выстрелил. Не попал ни хрена, правда.

Коротов хмыкнул:

– И стоило огород городить?

Халилов хмуро покосился на напарника и после паузы продолжил:

– Я назад побежал. Выбегаю из квартиры. А на полу, прямо на площадке, Иваныч лежит. В луже крови. Хрипит, корчится, а в глазах… Оказывается, пока я в дверь стрелял, эта паскуда внутри тоже еще раз жахнула. А я даже не понял ведь сразу. Думал, Иваныч за мной бежит, что он рядом. А он кровью истекает. Ему в живот пуля вошла.

Коротов помрачнел. Парнишка с торчащим кадыком громко сглотнул и снова отвернулся к окну.

– Живой? – спросил Поляков. – Иваныч твой – живой?

– Инвалидность. Кишечник в двух местах, селезенка, желудок. Очень хреновое ранение. Чуть выше пуля бы вошла – и только селезенку зацепила бы. Чуть ниже – только кишка. А тут… Внутренние кровотечения большие. Его чудом с того света вытащили. Но он инвалидом остался, – Халилов задумчиво покачал головой. – Только в кино показывают, как после перестрелки наш брат мужественно заклеивает рану пластырем, а потом обнимает свою подружку с фигурой, как у топ-модели, и они вдвоем уходят к закату. А на деле мы – герои боевиков до первой крупной перестрелки. Она же и последняя. Ты или двухсотый, и вокруг тебя стоит почетный караул, а твоей жене говорят, каким ты славным парнем был. Или инвалид, как Иваныч. Или ты восстанавливаешься, но навсегда остаешься тем парнем, мимо которого однажды прошла смерть. И тогда, как правило, ты начинаешь бухать. Потому что смерть, которая проходит мимо – она меняет в тебе очень многое. Ты больше не такой, как раньше.

Ему никто не ответил. Катя вспоминала, сколько раз смерть проходила мимо нее, пусть в нее никогда никто и не стрелял. В последние недели смерть дышала рядом, иногда Кате казалось, что она слышит это дыхание. Это было невыносимо.