Наталия Левитина: Блондинка в Париже

Неужели теряю форму?

Остановившись перед огромным зеркалом, я распахнула халат, чтобы произвести инвентаризацию. Всё по-прежнему радовало глаз: и длинные ноги, и тонкая талия, и бесподобная – как две аппетитные круглые булочки – грудь. Изучая всю эту роскошь, трудно поверить, что у меня есть восемнадцатилетняя дочь (а она у меня есть). И что родила я её вовсе не в первом классе школы (а значительно позже).

К тому же, на данном жизненном этапе я снова перекрасилась в блондинку. Наступила себе на горло, чтобы угодить любимому. Володька предпочитает белобрысых, есть у него такой пунктик. На этот его единственный недостаток я так же закрываю глаза, как и на два миллиона других. Но вот решила устроить милому сюрприз – подарить ему блондинку в Париже. Он мог бы делать с ней всё что угодно, здесь, на гигантской кровати. Или на канапе. Или на столешнице из чёрного мрамора… Я бы даже не отказалась от всяческих пикантных извращений.

Но милый сбежал в Ханты-Мансийск.

Да и француз драпанул от меня так, что только пятки сверкали. Он даже не предложил обменяться визитками!

Что происходит? Это и называется старость? Нет, не хочу!

Проклятые мужики!

Сколько из-за них переживаний.

Я растянулась по диагонали на бескрайней кровати, застеленной голубым покрывалом, подмяла под локоть одну из десяти подушек и открыла книгу «Наука ненависти».

Интересно, кто обучал писательницу Сьюзен Кросс этой науке? Мужчины? Тогда, я думаю, она достигла успеха в избранной области.

«Сегодня ночью я, наконец-то, убью Элизабет.Сколько потребовалось лет, чтобы моя ненависть достигла крайнего предела. Сколько лет я копила обиды и унижения, считала раны и кропотливо измеряла боль, причинённую мне этой женщиной…

Прекрасно помню тот момент, когда я впервые поняла, что страстно желаю её убить… Она стояла на краю бассейна, загорелая, невероятно красивая, вся в сверкающих капельках воды, и радостно улыбалась своему очередному, кажется, третьему по счёту, мужу. Она была как луч солнечного света – вытянутая в струнку, яркая, божественная.

И тут появилась я – толстая неуклюжая девочка. Остановилась, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, прижимая к груди потрёпанного зайца. Девочка с заплаканными глазами и пухлыми, как булки, щеками. Я вовсе не походила на очаровательную малышку, в глазах Элизабет я была настоящей уродиной.

Гримаса отвращения исказила её прелестное лицо. Ни капли сочувствия к ребёнку, только что потерявшему обоих родителей…

Она со вздохом посмотрела на своего нового мужа, развалившегося в шезлонге у бассейна. Их уик-энд, да и вся последующая жизнь, были испорчены моим появлением. Ведь отделаться от маленькой родственницы будет не просто…

– Фу, он же грязный, – нагнулась ко мне Элизабет и возмущённо дёрнула зайца за ухо. – Отдай, я выкину это старьё.

– Нет, – чуть слышно ответила я. – Он мой друг.

– Отдай, я кому сказала! Эй, толстушка, я тебе говорю! Ты не у себя дома, вообще-то. Мне тут грязь не нужна. В твоём дурацком зайце, наверное, давно завелись клопы!

Элизабет рванула игрушку из моих рук. Я сопротивлялась, защищая милого друга, моего Томми. Он всю жизнь был рядом со мной. А сейчас, когда погибли родители, когда я лишилась дома, и вовсе стал единственным напоминанием о прежней счастливой жизни.

Элизабет не отступала. Старый материал треснул, я вскрикнула, шея бедного Томми лопнула – так, словно убийца-маньяк полоснул по ней ножом. Я в ужасе уставилась на растерзанного друга, для меня этот заяц был живым, это словно мне перерезали сейчас горло.

Чем ей помешал мой зайчик? Это был мамин подарок, хотя я и не запомнила того момента, когда впервые его увидела – мне подарили его на двухлетие. Томми спал в моей кровати, я доверяла ему все секреты, рассказывала о прошедшем дне, советовалась. Конечно, он немного поистрепался за восемь лет работы психоаналитиком…

Элизабет воспользовалась моим замешательством, выхватила игрушку и завершила казнь: разодрала зайца едва ли не в клочья.

– И не вздумай реветь из-за этого старья! Фу, да из него же труха сыпется, даже и прикасаться противно!

– Не плачь, Энни, мы тебе нового купим, – донёсся из шезлонга голос мужа Элизабет. Мужчина был явно напуган этой сценой. Однако даже не попытался защитить меня.