Альбина Нури - Отмеченная судьбой

Улыбка сползла с лица Ирины Матвеевны, взгляд стал затравленным.

— Верочка, может, не стоит…

— Очень даже стоит, — резко перебила ее Вера и моментально устыдилась своего тона. — Извините. Простите меня, пожалуйста! Но поймите, мне нужно знать, видели ли вы там что-нибудь необычное!

— Зачем, милая? Ты сама меня убеждала, что это сплетни и домыслы! — Голос пожилой женщины звучал расстроенно, и Вере стало неловко.

— Я и сейчас так думаю, — безапелляционно заявила она. — Но мне не дает покоя одна вещь. Свету тоже что-то напугало, когда она зашла в дом. А ведь она впервые здесь оказалась и не могла знать, что про него болтают! И ее дочка увидела нечто. Поэтому я хочу знать: были вы там или нет?

— Хорошо, Верочка, — обреченно сказала Ирина Матвеевна, сознавая, что Вера так просто не отстанет, — если тебе так уж хочется знать… Я была в твоем доме. Всего один раз. И ты совершенно права, больше я туда ни за что не войду.

Вера стиснула зубы, ожидая продолжения.

— Это было, когда Игорь с семьей вернулся сюда. Валя часто забегала ко мне, но сама я к ним не ходила. Как-то не случалось: там маленький ребенок, молодая семья, зачем мешаться? Однажды я сильно поранила руку. Квасила капусту, разрезала вилок и проехалась ножом. Стою, кровища хлещет, чуть в обморок не падаю: не выношу вида крови. Замотала руку полотенцем, на улицу выбежала — Валя в калитку заходит. Увидела меня, к себе потащила, на кухню отвела, стала рану обрабатывать. Промыла, заклеила. Я собралась было уходить, а она говорит: «Ира, ты ведь у меня в первый раз! Посмотри хоть, как мы живем». И повела дом показывать. Почти все обошли, добрались до залы, слышим — на плите у нее зашипело. Она бегом на кухню, а я осталась.

Ирина Матвеевна замолчала. Взяла в руки чашку, подержала на весу и поставила обратно. Шумно, с усилием сглотнула, словно у нее болело горло, перевела дыхание.

— Не знаю, что тебе дальше рассказать, Верочка. Я сама не поняла, что произошло. Просто в один миг все вокруг стало другим. Сначала за окнами потемнело, хотя время было обеденное. А потом воздух изменился — стал сырым, туманным. И сама комната пропала. Меня вроде как подвесили в пустоте: ни пола под ногами, ни стен, ни потолка. Водянистая темень вокруг. Но словно бы живая, теплая. Она шевелилась, дышала, перекатывалась возле меня. Самое ужасное, я напрочь забыла, кто я такая. Зачем сюда пришла? Откуда? Как меня зовут? Пыталась кричать, но звук вылетал из горла и таял. Как будто под водой. Я оглядывалась, искала кого-нибудь, но повсюду — одно и то же. Это место было похоже… — она заколебалась, — похоже на чрево. Материнскую утробу. Так мне показалось.

— Не знаю, что сказать. — Такого Вера точно не ожидала. — И долго вы пробыли в этой… утробе?

— Мне казалось, долго. Потом послышался далекий звук: будто кто-то кого-то звал. Кричала женщина. Я пыталась повернуться на звук ее голоса, но никак не могла понять, откуда он доносится. Озиралась, прислушивалась, а потом вдруг почувствовала удар. Пощечину. Видимо, потеряла сознание. А когда открыла глаза, все было как раньше — комната, мебель, свет за окном. И я опять знала, кто я такая. Рядом Валя стояла и плакала. Спросила ее: это ты меня ударила? Она кивнула. Ей показалось, у меня припадок: я кричала, размахивала руками, вертелась волчком. Валя сказала, что быстро вернулась, только суп с огня сняла. Утверждала, что подошла через мгновение, но я-то знала, что провела в… том месте не меньше часа!

Ирина Матвеевна сидела вся бледная, даже губы побелели. Она дотронулась до Вериного локтя — ладони были ледяные. Вера испугалась, как бы у старушки не случился сердечный приступ, и пожалела, что вынудила ее заново переживать тот день.

— Простите, я не должна была, — виновато заговорила она, но Ирина Матвеевна не стала слушать:

— Подожди, Вера. Помолчи, пожалуйста. — Голос ее внезапно набрал силу, зазвучал требовательно. Должно быть, так она говорила на уроках с нерадивыми учениками. Вера невольно притихла. — Дело не в том, веришь ли ты мне! Это было, и точка! Случилось со мной в твоем доме! Понятия не имею почему. Ты, думаю, уже поняла, что я образованный, неглупый, вполне адекватный человек, не истеричка и не клуша. Всю жизнь живу одна, не боюсь темных комнат и теней в углах. Не склонна к мистике, даже в Бога уверовала только на старости лет. Да и то, наверное, потому, что боюсь: умру, и все закончится холодной двухметровой ямой. А так хочется, чтобы и после смерти тоже что-то было! Вера, я пытаюсь объяснить, что ни за что не стала бы от нечего делать пичкать тебя деревенскими страшилками!