Владимир Росс - Вор

Роман влил в Григория бутылку шампанского, усадил в машину и, не принимая стыдливых возражений, доставил к себе домой. Неделю он по собственной методике адаптировал друга к свободе. Программа отличалась насыщенностью и еще не перевалила за половину, как вдруг после очередной попойки, Шайба исчез, оставив тяжелый сверток с запиской:

«Друг, я ненадолго покидаю тебя, но поверь старому ловеласу – обязательно вернусь. Не спрашивай, когда, для художника этот вопрос слишком жесток. Просто жди – для меня это многое значит.

В благодарность за все оставляю тебе подарок. Он разговаривает не человеческим языком, но понятным всем, а зачастую более доходчивым и убедительным, нежели наш. Надеюсь, вы поймете друг друга без слов.

С уважением Григорий Ш.»

В свертке истекал маслом «ТТ» с тремя запасными обоймами. Смириться с повторным одиночеством оказалось сложнее. Возврат в семью – к родителям, не увенчался успехом. Честь фамилии требовала отсылки падшего подальше от всевидящего ока общественной морали. В отместку за предательскую позицию стариков Роман выдвинул им контр ультиматум. Заявив о своем отказе жить на окраине в отдельной квартире, он предложил поселиться в ней предкам. Околоинфарктное препирательство закончилось компромиссом – отрекаясь от сына, родители обрекли себя на ежемесячную дань. Сняв таким образом ответственность за прошлые и будущие деяния сына, следующим шагом стала попытка захлопнуть железный занавес. Несколько недель мадам Бессмертная уговаривала отпрыска забыть их адрес и встречаться в день получения «взятки» – как он окрестил откупные за свое отшельничество – на нейтральной территории.

Считая, что хорошим содержанием у иждивенца отобьется охота к занятиям криминалом, они глубоко заблуждались, ибо именно легкомысленными рассуждениями и породили в нем жгучую страсть ежедневно доказывать их глупость. Тем не менее родительский долг супружеская чета Бессмертных возвестила всецело выполненным. Кто-то сыронизирует: яблоко от яблони… Одни встанут на сторону яблони, показывая на треснувшие от тяжести ядовитых плодов ветви, другие обвинят дерево, не сумевшее защитить сладкий плод от червя, словом, только вам и известно, как бы поступили вы, отталкиваясь от множества фактов и порядочности в том числе.

Интересно, как сложилось бы детство Башмака, будь родители такими же податливыми и раньше. Веруя в надежность аскетического воспитания, они исходили строгой сдержанностью и суровой отстраненностью, лишали мальчика всех благ, включая деньги на обеды, и сами того не подозревая, подтолкнули школьника к поиску наличных вне дома. Сначала предпочтение отдавалось стычкам со сверстниками, в результате которых добывалась мелочь, затем, набравшись ума, он понял, что гораздо безопасней и проще красть. Так Роман пристрастился к карману. Ему долгое время удавалось пускать туман в родительские очи. Он прогуливал школу, лавируя как по лезвию ножа, между предками и улицей, а, когда беспримерные прогулы вскрылись, изменить что-либо было уже поздно. Мальчишка, твердо предпочитая вольный образ жизни, оказался неподвластен уговорам… Возвращение в стаю вело к окончательному отречению от близких, однако он, не задумываясь, сделал свой выбор.

Скитались двое обездоленных по свету…

Один домой приплелся, по округе жалость сея.

Другой вернулся, сидя в гербовой карете —

Не все то блуд, что было одиссеей.

Встречу решили отпраздновать в «Старой Фортеции» и на рандеву Башмак подъехал за рулем новой «BMW». Гладко выбритый, в дорогом вечернем костюме, с кубинской сигарой в зубах он распластался в плоскости дверного проема заведения как сошедший с обложки «Форбса» образец респектабельности. Расстегнутый ворот рубахи ненароком обнажал массивную золотую цепь, обрамляющую загорелую крепкую шею. С безымянного пальца левой руки, поддерживающего сигару, сверкал огромным бриллиантом изящный перстень, приобретенный по случаю долгожданного события. Довершала картину блуждающая улыбка фаворита Фортуны.

Приветствуя шпану, Роман поднял руки, скрепил кисти над головой в замок и величественно потряс символом сплоченности. Братва ринулась к своему кумиру. Бесчисленные объятия, теплые приветствия – но стоило встретиться со взглядом виновника торжества, и люди стыдливо опускали глаза, смущаясь за выказанный холод при первой встрече. Башмак понимающе хлопал ренегата по плечу, давая понять, что не помнит обид, и простирал руки к следующему.