Наталья Александрова - Волшебные стрелы Робин Гуда

– Кто – куда – зачем – на каком основании?

– Я же вам уже говорил – к профессору Цапелю! – нетерпеливо ответил Владимир Михайлович.

– К Цапелю? – Охранник подозрительно взглянул на него, затем сверился со своим журналом и неодобрительно произнес:

– То-то я смотрю, что ваша личность мне уже знакомая! Вы сегодня уже проходили к Цапелю, а обратно не выходили. Как же так? Согласно журналу, вы все еще там находитесь. Вот здесь вход отмечен, а выход – нет. – Он ткнул пальцем в журнал. – По документации, вы все еще внутри, а документация – это самое главное!

– Как это не выходил, когда выходил? – раздраженно проговорил реставратор.

– Очень даже просто! – оборвал его охранник. – Вот указан вход, а выхода нет. А на каждый вход непременно должен быть выход.

– Вы меня просто не заметили.

– Как это – не заметил? – Охранник снова щелкнул зубами. – Я всегда замечаю! Мимо меня муха не пролетит! Мимо меня ни одна живая душа не прошмыгнет!

– Не знаю, как муха, а я мимо вас прошел, и вы меня не заметили, поскольку разгадывали кроссворд.

– Что? – Охранник побагровел. – Это клевета! Это поклеп! Это инси… инсинуация!

– Слушайте, уважаемый! – Владимир Михайлович наклонился к охраннику и доверительно понизил голос. – Вот как мы с вами сделаем. Я сейчас снова пройду к профессору Цапелю – это на втором этаже, комната двести пять – но на этот раз вы не отметите мой вход…

– Как это – не отмечу? – возмутился охранник. – Вход всегда положено отмечать!

– А на этот раз вы не отметите! – Владимир Михайлович поднял руку, останавливая возражения. – Зато потом, когда я выйду, вы отметите это в своем журнале. И тогда у вас в документации будет полный порядок – один вход и один выход. А ведь документация – это самое главное, правда?

– Правда, – неуверенно протянул охранник.

– Вот видите, как все хорошо разрешилось! – И Владимир Михайлович направился к лестнице.

– Второй этаж, комната двести пять, – пробормотал охранник, пристально глядя ему вслед. У него осталось ощущение, что его как-то обманули.

Владимир Михайлович поднялся на второй этаж, подошел к двери двести пятой комнаты и толкнул ее.

Дверь не открывалась.

Реставратор нашел на двери звонок и надавил на его кнопку.

Из-за двери донесся переливчатый звон, но больше ничего не произошло, дверь по-прежнему не открывали.

– Да что он там, заснул? – Владимир Михайлович изо всех сил ударил в дверь кулаком и крикнул:

– Открывай, Цапля! Оторвись от своих кельтов! Это я вернулся!

Ему и сейчас никто не ответил, но дверь, кажется, немного поддалась.

Владимир Михайлович нажал на нее – и дверь начала со скрипом открываться.

Открывалась она медленно, неохотно, как будто кто-то с другой стороны ее придерживал.

Наконец она открылась достаточно широко, чтобы реставратор сумел протиснуться в комнату.

Там, как и прежде, было полутемно, и первое, что увидел Владимир Михайлович, было свирепое лицо скифского воина Егидея. На этот раз реставратор воспринял его гораздо спокойнее, поскольку видел уже не первый раз.

В следующую секунду он опустил глаза, поскольку заметил на полу возле двери что-то большое и темное и сообразил, что именно этот предмет мешал ему открыть дверь.

Опустив глаза, Владимир Михайлович едва не вскрикнул от неожиданности.

На полу перед дверью лежало человеческое тело.

В комнате было полутемно, и реставратор не сразу узнал этого человека. А когда узнал – едва устоял на ногах.

На полу перед дверью лежал его старинный друг Цапля. Он же – профессор Цапель, заведующий отделом скифов и сарматов. Профессор не подавал признаков жизни.

Владимир Михайлович наклонился над телом профессора.

И тут он увидел, что из груди его торчит стрела. Самая настоящая стрела с оперенным древком. Точно такая же, как та, которой целился в приходящих скифский воин Егидей…

Реставратор быстро взглянул на свирепого воина…

И убедился, что стрелы в его луке не было.

Да что же это – выходит, профессор убит той самой стрелой? Стрелой из лука воинственного скифа?

Но ведь это бред!

На всякий случай реставратор проверил пульс старого знакомого – и убедился, что тот мертв. Впрочем, это и без того было ясно.

Владимир Михайлович вовсе не был черствым человеком. Он испытал потрясение, увидев мертвым своего старого приятеля. Но в этот трудный и печальный миг он все же подумал о том, что оставил у профессора наконечник для стрелы, по всей видимости, очень ценный, и в любом случае – чужой. Что он скажет той симпатичной девушке?