Они прибыли в Лион. На занавесках появились световые пятна, слышались голоса, шум бегающих по платформе людей. Бэмби догадалась, что там в картонных стаканчиках продают кофе, сэндвичи в прозрачной бумаге, как на Авиньонском вокзале. Поезд двинулся дальше.
Она стала засыпать, поджав под себя руку, когда услышала, как мальчишка тихо открыл и закрыл за собой дверь купе. И тотчас споткнулся о свой собственный чемодан, потерял равновесие и упал на кого-то, выругавшись и сказав: что это я натворил?
Ее тоже заинтересовало, что это с ним. И, задыхаясь от смеха, стала помогать ему поднять чемодан. Он цеплялся за нее, полураздетую, все время повторял ругательства и, падая то на ее полку, то на свою, вздыхал, недовольный и напуганный. Руки его дрожали, ну настоящий кретин. В конце концов он вытянулся на свободной полке, долгое время не смея шевелиться, шептал: все в порядке, слава богу, я едва не спутал купе.
Чуть позже он свесил голову со своей полки, как раз над нею, так что она иногда даже видела его глаза. И говорил шепотом. После нескольких его фраз безудержный смех снова стал разбирать Бэмби.
В июле ему исполнилось шестнадцать лет. Родились они под одним знаком зодиака. Это страшно, сказала она, родиться под созвездием Рака, все сумасшедшие. Он спросил «разве?» каким-то беспокойным тоном, смутившись, и на время голова его скрылась там, наверху.
А потом Бэмби уже не смеялась. Он рассказывал печальные вещи о себе. Он умел говорить о себе. Поезд мчался к Дижону, Парижу, все дальше от школы, от отца, с которым он поссорился из-за мотороллера.
Бэмби уснула на спине, натянув одеяло на подбородок и видя, как расплывается в темноте его склоненное над нею лицо, теперь уже давно, как ей казалось, знакомое. Она только успела шепнуть, что ему лучше поскорее вернуться к отцу, какой смысл убегать из дома, а поезд все мчался и мчался…
Утром она краем глаза видела, как он слез с полки в своем измятом твидовом костюме, с плащом в руке. Проходя, наклонился над нею, прошептал «мадемуазель» и тихонько поцеловал в щеку. Ока подумала, что он, наверное, так и не спал. И уснула снова.
А потом было уже половина восьмого, поезд подходил к Парижу, в проходе столпились пассажиры, которые курили у окон. Кто-то сказал, что холодно.
Она привстала, чтобы надеть платье. Брюнетка с соседней полки улыбнулась ей. Актриса уже оделась, рядом стоял ее чемодан. Бэмби сбросила мешавшее ей одеяло — ведь мужчины спали. Все время, пока она надевала платье, потом чулки, поочередно вытягивая ноги, она ощущала на себе взгляд Жоржетты Тома. И перехватила этот взгляд — тот же, что и накануне, ускользающий, непонятный ей взгляд.
Она пошла почистить зубы и освежить лицо лосьоном. В проходе было много народу. И тут увидела того человека, о котором Малыш потом кое-что ей расскажет. Она только помнила, что на нем был серый плащ, как у ее дяди Шарля, слишком длинный и немного потертый, а в руках он держал пляжную сумку из синей материи с гербом Прованса.
Она больше не думала о Малыше. Или думала, как о чем-то смутном, неважном Он ушел, как-нибудь сам выпутается.
Когда она вернулась в купе, поезд уже подходил к перрону. Мужчина с нижней полки в кожаной зеленой куртке, пыхтя зашнуровывал огромные ботинки. Кабур ушел первым, ее попрощавшись, ни на кого не глядя, вероятно, потому, что ему было стыдно за ссору накануне. В тот момент, когда поезд остановился, человек в кожанке взял свой потрепанный чемоданчик, попрощался и вышел.
Бэмби укладывала туалетные принадлежности. Она видела, как актриса кивком, без улыбки попрощалась с нею. Элиана Даррэс ушла, оставив в купе терпкий запах духов. Несмотря на тяжелый чемодан, держалась она очень прямо.
Проход стал освобождаться. Жоржетта стояла перед окном с задернутыми занавесками.
— Мадемуазель…
Они были одни. Бэмби надевала свое синее пальто. Она чувствовала себя свежей, отдохнувшей, потому что умылась, не спеша причесалась, хотя другие пассажиры барабанили в дверь.
Вблизи Жоржетте Тома можно было дать лет тридцать: бледное лицо, обрамленное черными волосами, огромные синие, как у Бэмби, глаза. Взгляд ее был по-прежнему неспокойным. Но когда Бэмби перехватывала его, та отворачивалась.
Жоржетта, видимо, хотела с ней поговорить. Ей нужно было поговорить. Очень нужно.
А сказать было нечего. Бэмби это поняла сразу. Но та все же произнесла: «Видели вы того типа вчера, это ужасно, да?» Не очень уверенным голосом, будто предвидя уклончивый ответ.
Читать дальше