Виктор Каев - Яд замедленного действия. Детективные истории

Мы уже вошли в кухню, и она усадила меня за небольшой столик. Мои колени почти упёрлись в его крышку.

– Так уж вышло.

Таня быстро накрыла стол, и поставила передо мной горячие сосиски с жареным картофелем, зелёным горошком и горчицей. Рассказывать о неприятностях не хотелось. Я пытался говорить не слишком эмоционально.

– У нас, понимаешь, ЧП.

И я изложил ей свой непредвзятый рассказ о жутком сегодняшнем утре.

– Одним словом, меня попросили никуда не отлучаться. Могут ещё вызывать на допросы.

Татьяна ошеломлённо молчала, широко раскрыв и без того огромные глазищи.

– Господи! Да как же это?! Зачем и кому было нужно убивать вашего Степаныча? Чушь какая-то. Для вас, что-то, многовато неприятностей! Кстати, знаешь, о чём мы ругались только что с Сашкой? Он, оказывается, просил вашего Минакова сдать ему в аренду школьный подвал. Якобы, под цех упаковки какой-то ерунды. А на самом деле, как я из его слов догадалась, хотел там фальшивую водку разливать. Предполагает, что на школу никто бы не подумал.

– И Минаков ему отказал?

– Да. Но, ты же знаешь, моему братику, если что в голову втемяшилось, он сроду не захочет отступиться. Он своего Виктора позвал. И тот ходил к вашему директору. Запугивать его пытался.

Таня, вдруг, замолчала и странно на меня посмотрела.

– Серёж! …А это не он его…?

В наступившей тишине я явственно различил, как из-за тонкой бетонной стенки пробился визгливый голос соседки, за что-то, на чём свет стоит, ругающей своего ребёнка.

– Ну-у! Я не думаю. …Да и, вообще, милиция пока говорит о самоубийстве.

– Но ты же говоришь, что не веришь!

– Ну, не верю. И что это значит для следствия?

– Ты, что же, им не говорил о своём впечатлении?

– Почему? Сказал. Но… Мне кажется, они к этому как-то равнодушно отнеслись. Послушай, Тань! Мне и в самом деле это могло просто почудиться. Я был в шоке! Просто остолбенел! Вряд ли я мог в тот момент что-то путное сообразить. Да, я, вообще-то, и сейчас не совсем в себе. Голова пухнет! …И, почему-то, всё время реветь охота.

Татьяна, прищурив свои вишнёвые глаза, внимательно на меня посмотрела. Голос стал тихим и холодноватым.

– Серёжа! Мне кажется, ты уже не совсем уверен в правильности наших с тобой планов. Ты снова засомневался, стоит ли увольняться из школы?

– Нет! Ну, что ты?! … Я не сомневаюсь. …Умом не сомневаюсь.

– А сердце болит? Всех жаль? Я права?

Я обречённо вздохнул и уставился в окно, за которым на фоне яркого голубого неба налетающие злые порывы холодного ветра безжалостно рвали с чёрных мечущихся ветвей беззащитные полумёртвые желто-зелёные листья, наотмашь швыряя их в дрожащее оконное стекло.

– Сергей, ну так же нельзя! Мы ведь уже всё решили. Что ж ты за человек-то такой? Да и что изменилось? Может, тебе зарплату раза в четыре увеличили? Или ты уже передумал жениться? Да, мужик ты, наконец, или хвост поросячий?!

Она была права. И мне от этого было ещё хуже.

– Танюш, успокойся. Не нервничай.

Я говорил это, виновато и осторожно ловя её обиженный взгляд. Я ругал себя в душе страшными ругательствами. Я действительно мечтал о нашей свадьбе, как ни о чём другом. Ведь я любил эту девушку. И не было у меня никого дороже её с тех самых пор, как я отнёс последний раз букет цветов на кладбище своим родителям в далёком городке Анна под Воронежем, и уехал, куда глаза глядят. Но я уже давно любил и свою, не очень-то, по нынешним меркам, мужскую профессию, и ясные глаза своих одиннадцатиклашек, и звук школьного звонка, и топот сотен ног, выбегающих на перемену, и многое другое, что делает мою жизнь всегда наполненной и чистой.

– Да, душа, и впрямь, болит. Но я это переживу. Привыкну. Дай только срок.

Я понял, что бодренькие нотки в голосе, которые я так старательно модулировал, её обмануть не смогли. Она нервно повела плечами, а её голос дрогнул.

– Знаешь! Мне это надоело. У тебя, видите ли, душа! А я, значит, бездушная! Я не хочу ни к чему тебя принуждать. Но, ты же понимаешь, что в нынешних обстоятельствах о свадьбе не может быть и речи. И этот разговор – пустая трата времени и нервов. Я прошу тебя, уйди. Сейчас – уйди. И прими, наконец, решение. Тогда и поговорим. А пока – до свиданья!

Она отвернулась и стояла у окна, обхватив себя руками, втянув голову в плечи. Очередной порыв ветра оторвал сразу несколько листьев с дерева и с размаху припечатал их к окну. Они безысходно сползали по стеклу вниз, словно умирающие от ран бойцы.

Я знал Татьяну достаточно хорошо, чтобы и не пытаться продолжить разговор. Я встал из-за столика, подошёл к ней вплотную, взял руками за плечи и осторожно поцеловал её блестящие чёрные волосы на затылке.