Никто ничего не успел сообразить, когда хладнокровно приставила левой рукой тонкое лезвие к своей груди, а правой с силой ударила по рукоятке стилета.
– Мама!!! – Вика отчаянно рванулась к ней. Никто не пытался ее удержать, вмиг протрезвевшие подонки сами кинулись следом. И пока Вика захлебывалась слезами, упав на колени перед телом, кто-то из них тряс маму, надеясь, что та еще жива, а кто-то настойчиво пытался докричаться до Вики:
– Она сама! Ты же это видела?! Она сама!!!
Пятеро негодяев сами вызвали полицию. Вика вынуждена была подтвердить: да, мама сама это сделала. Объясняла и причину, но повинных в маминой смерти мерзавцев все равно не осудили на всю оставшуюся жизнь, как они того заслуживали: мол, состава преступления не было! На Вике они всего лишь разорвали блузку, а то, что именно они собирались с ней сделать, невозможно было доказать. Вика места себе не находила от такой несправедливости, но поделать ничего не могла. Разве что накинуться и в кровь разбить лицо Андрею Смирнову, одному из пятерых, который уже после суда посмел к ней приблизиться и заговорить. Он не сопротивлялся, лишь заслонялся руками как мог. А потом подкараулил Вику, когда она возвращалась с работы. И еще подошел за новыми синяками, не успев свести старые. Постепенно Вика перестала бурно реагировать на его появление и даже с ним более-менее нормально общалась до тех пор, пока не встретила Клима. Потом уже Клим стал встречать Вику с работы и занял собой всю ее жизнь, в ней даже для хороших знакомых места почти не осталось. Смирнов с этим молча смирился и исчез. Правда, иногда писал Вике на ее страницу ВКонтакте. Поздравлял с праздниками, интересовался, как идут дела. Она отвечала, отдавая дань вежливости. И сразу забывала о нем.
Но сегодня он ей о себе напомнил. В очередной раз открыв глаза, Вика обратила внимание на стоящие на подоконнике букеты.
– Что это? – спросила она у Лены. – Как на похоронах…
– Дурочка! – прикрикнула тетушка. Потом пояснила: – К тебе не пускают пока никого, только мне разрешили ухаживать. А люди приходят и несут передачи. И цветы. Вот. – Лена кивнула на крупные бело-кремовые розы. – Это от Рублевых, они за тебя очень переживают. Этот пестрый букетик – от твоих девчонок с работы. А вон те розы – от Смирнова. Любит он тебя, Викуль, с места мне не сойти.
– Плевать. Не медаль же ему за это повесить. Рядом с той, которую заслужил за мамино убийство, или на другую сторону груди? Как он вообще узнал о том, что со мной случилось?
– Так ведь про взрыв, Викуль, знаешь, сколько разговоров было! Даже в областных криминальных новостях рассказывали. Вот он и узнал, примчался. И кровь свою сдал без вопросов. Даже просил, чтобы взяли двойную порцию. У вас с ним группа, оказывается, одинаковая, а для тебя кровь по всему городу собирали.
– Отцедить бы ее теперь, – нахмурилась Вика.
– Ты непримирима, Викуль.
– А ты? Ты, Лен, готова простить?
– Господь прощал кающихся грешников.
– Мне далеко до такого совершенства.
– Будем надеяться, что до выздоровления ближе, – вздохнула Лена, принимаясь кормить ее супом.
Через пару дней Вика настолько окрепла, что к ней пустили следователя. Им оказался мужчина лет сорока, с серьезным простоватым лицом.
– Юрий Степанович, мне совершенно нечего вам сказать, – с сожалением вздохнула Вика после того, как он ей представился.
– Я попрошу вас только ответить на некоторые мои вопросы, и все, – успокоил ее он. – Тем более что нам дали всего несколько минут. Скажите, Виктория Александровна, до приезда ваших знакомых вы никого на причале не видели?
– Кроме сторожа, не было ни души… А что, Клим вам об этом не рассказал?!
– Мне важны все точки зрения, поэтому многим людям я задаю одни и те же вопросы. Так вы никого не видели?
– Нет. Костер только горел неподалеку.
– Костер… А теперь подумайте, пожалуйста. Я задам вам не совсем обычный вопрос. У вашего мужа были… есть какие-нибудь недруги? Может, он с кем-то что-то не поделил? Может, поступали необычные звонки?
– Но ведь взрыв произошел не в нашем боксе?!
– Виктория Александровна, я выясняю причину того, что случилось. Так вы не знаете?
– Клим – довольно замкнутый человек и не стал бы мне рассказывать, если бы у него возникли проблемы. Ну, а мимолетом я ничего такого не слышала. Иногда он говорил с кем-то с гневными нотками в голосе, но делал это негромко и выходил из комнаты. Возможно, просто спорил с кем-то по работе?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу