Даниил Лабанович - Человек с черного берега

– А-а-а, ты об этом. Так и есть, но я работаю над собой в этом плане, да и плюс сейчас я просто рад, что оказался прав, а не попросту высасываю из пальца два дня подряд поводы для подозрений и косых взглядов в сторону абсолютно невиновного парня, – удовлетворенность сыщика собой была видна невооруженным взглядом.

– Думаешь, виновен?

– Думаю, причастен, – задумавшись на миг, Лёша изменил позицию, – хотя нет, он в любом случае причастен, это точно.

– А коль причастен, то уже виновен, – показательно разведя руки на первой части фразы и хлопнув в ладоши на второй, ответил криминалист.

– Вот видишь, и зачем тебе собеседник? – на мажорной ноте завершил эту тему Лёша.

Но тема должна закончиться по обоюдному согласию (если только вы не в армии), и посему до завершения ещё была пара реплик:

– Тогда выходит, что это, скорее всего, инсценировка.

Алексей кивнул.

– М-да, уж. Какую причину для этого не представляю в своей голове – ничего не кажется логичным.

– Тем интереснее, – заинтересовано парировал следователь.

– И тем легче чокнуться, – со вздохом подметил Ник.

Дорогенский молча воспринял эту драматическую вставку и залюбовался летним вечером. Было уже полшестого, а так светло. Но так категорично это время можно воспринимать, только вспоминая лето в холодную зимнюю пору. За жаркий июнь и половину такого же июля, это успело приесться и казалось обыденным.

Коллеги шли по узкой тихой улице меж небольших домов. Из людей им попадались только проезжающие водители на своих железных конях. И даже если машина была примерно два метра в ширину и длину (в автомобильном обществе подобные средства передвижения обладали бы почётным статусом букашки), то благодаря узкой дороге она невольно превращалась в глазах пешеходов в пони. Вполне вероятно, водители знали это и нагло эксплуатировали несчастные умы ни в чём неповинных прохожих контрастом размеров. Ну, а что ты сделаешь, надо же как-то самоутверждаться ребятам.

Из людей на улице были все главные лица фразеологизма «старый, что малый». Первые либо уверенно сидели на скамейке, либо не спеша и вальяжно выгуливали домашних питомцев в скверах, благо последних было предостаточно. Вторые же либо просто бегали вдоль улиц, либо играли на детской площадке. И их тоже было в достатке на пути юного сыщика к дому.

Оглядываясь вокруг и пропуская сквозь себя весь чарующий аромат лета, наполняясь лёгкостью в душе и с улыбкой на лице, Лёша увидел десяток детишек, сидящих на скамейке и что-то увлечённо обсуждающих. Причём один из них встал перед остальными детьми и начал о чём-то эмоционально вещать.

«Похоже это лидер».

В нём парень узнал совсем юного сыщика в собственном обличии. И его поразило одно наблюдение и мысль, к которой сам же Алексей пришёл.

«Все эти малолетние слушатели ощущают своё место в этой маленькой иерархии и, во многом благодаря поведению главаря. Они смотрят на него, и им кажется, что мальчик крутой по каким-то там разным причинам, что он знает больше их, парень уверен в себе, он нужен им, а ему они сами до лампочки. Не все, конечно, но те, что на последних ролях – точно».

На пару секунд Дорогенский отвлёкся на лабрадора, с задором пробежавшего за деревянной палкой в двух метрах левее. Насладившись зрелищем, он вернулся к своим мыслям.

«И ведь вот в чём штука: они нужны лидеру не меньше, а может даже больше. И это даже на центровом мальчишке видно: он ведь смотрит на каждого, следит за реакцией всех, парнишка хочет, чтобы его слушали и чем больше, тем лучше. И эта банда – это не то, что пришло к нему само, как умирающая от скуки кошка, это то, чего мальчик хотел, это то, что он сплотил намеренно. Ему нужна эта банда ради самого же себя, дабы быть значимым, дабы быть сильнее, смелее и, конечно же, круче. И тогда получается, что он ничем не лучше ребят напротив него. Но это ещё полбеды. Вторая половина в том, что он из-за этого возможно ещё и хуже их. Он ещё слабее, он ещё более зависим, чем они думают, и чем они сами. Сознавать себя мальчишкой, имея образование, работу и жену с сыном, – вот это настоящий тормоз», – с лёгким налётом грусти подумал Лёша.

Но размышления на тему «осознай себя в возрасте 9—14 лет» были не долгими, потому как были биты эмоциональной составляющей – воспоминаниями о том, как всё было беззаботно, как всё было ярко и как всё было легко. Никакой сложности ни с определением себя, ни во взаимоотношениях с родителями, разве только сложность с ожиданием какого-либо журнала или книги, ну, и, конечно, чего-нибудь вкусненького вечером в пятницу от мамы.