Роберт Ладлэм: Детектив США. Книга 7

Он с большим трудом заставил непослушный язык шевельнуться:

– Вы были очень больны, сэр. Очень серьезно больны. Я бы вам не советовал…

Я резко стукнул дубинкой по его руке, подкрадывающейся к ящику. Она сжалась, как слизняк на горячем противне. Я сказал:

– Не болен, начальник, просто нашпигован наркотиками почти до полного маразма. Я хочу выйти отсюда и еще хочу нормального виски. Доставайте.

Он перебирал пальцами по столу.

– Меня зовут доктор Сандстрэнд, и здесь частный госпиталь, а не тюрьма.

– Виски, – заревел я. – Дальше объяснять не надо. Частный дурдом. Неплохая работенка. Виски.

– В медицинском шкафу, – сказал он, одышливо ловя ртом воздух.

– Руки за голову.

– Боюсь, что вы об этом пожалеете.

Я перегнулся через стол, открыл ящик, к которому безуспешно подкрадывалась его рука, и достал оттуда автоматический пистолет. Я отложил дубинку и, обогнув стол, открыл медицинский шкафчик на стене. В нем стояли пинтовая бутыль бурбона и три стакана. Я взял два. Разлив виски, я протянул ему стакан:

– Вам первому, начальник.

– Я… Я не пью. Я абсолютно не переношу алкоголя, – забормотал он.

Я снова подобрал свою дубинку. Он быстро отхлебнул глоток. Я наблюдал за ним. Кажется, виски ему не повредило. Я понюхал свой стакан и опрокинул его в глотку. Подействовало. Я опрокинул и второй и сунул бутылку в карман пиджака.

– О'кей, – сказал я. – А теперь колись: кто засунул меня сюда? Давай быстрей, я тороплюсь.

– По-полиция, разумеется.

– Какая полиция?

Плечи его глубже вжались в спинку кресла. Вид у него был больной.

– Человек по имени Гэлбрейт подписался под жалобой как свидетель. Все строго законно, уверяю вас. Он офицер.

Я спросил:

– С каких это пор фараон имеет право подписывать жалобу для оформления в психушку?

Он ничего не ответил.

– Кто колол мне наркотики до того, как меня привезли сюда?

– Этого я не могу знать. Я предполагаю, что препарат действовал уже довольно долго.

Я потрогал подбородок.

– Два дня. Им бы следовало пристрелить меня. Меньше возни. Пока, начальник.

– Если вы выйдете отсюда, – сказал он тонким голосом, – вас тут же арестуют.

– Ну, за то, что я просто вышел, еще не арестуют, – сказал я мягко.

Когда я выходил, он все еще держал руки за головой.

Дверь на улицу была заперта на ключ, задвижку и на цепочку. Но никто, пока я ее отпирал, не пытался остановить меня. Я вышел на старомодное крыльцо, спустился по обсаженной цветами широкой дорожке. В темноте на дереве запел пересмешник. От улицы участок был отгорожен белым деревянным забором. Это был дом на углу Двадцать девятой улицы и Дескансо.

Я прошел четыре квартала на восток до автобусной остановки. Никто не поднимал тревоги, не было видно и машины, обшаривающей фарами дома. Я спокойно дождался автобуса и поехал в центр города, а там отправился в турецкие бани: парилка, душ Шарко, массаж, бритье и остаток виски.

После этого я мог есть. Я поел и пошел не в свою гостиницу, зарегистрировался не под своим именем. Местная газета, которую я прочел за следующей бутылкой виски и содовой, известила меня о том, что некий доктор Шарп был найден мертвым в нежилом меблированном доме на Каролина-стрит. Полиция до сих пор ломает голову над этой неразрешимой загадкой, никакого ключа к разгадке найти пока не удалось.

Дата выхода газеты известила меня о том, что без моего ведома и согласия жизнь мою укоротили на сорок восемь часов с лишним.

Я лег в постель, заснул, видел кошмарные сны и просыпался в холодном поту. Это были последние симптомы. Утром я встал здоровым человеком.

Шеф полиции Фулвайдер был приземистый толстяк с беспокойными глазами и рыжими волосами того оттенка, который на солнце кажется ярко-розовым. Он был очень коротко острижен, и розовый череп его просвечивал сквозь розовые волосы. На нем был желто-коричневый фланелевый костюм с накладными карманами и рельефными швами, скроенный так, как не всякий портной сможет скроить фланель.

Он пожал мне руку, повернулся на стуле и закинул ногу за ногу, демонстрируя мне французские фильдеперсовые носки по три или четыре доллара за пару и толстые английские башмаки орехового цвета, ручная работа, пятнадцать-восемнадцать долларов, и то если по сниженным ценам.

Я решил, что у него, наверное, жена с деньгами.

– А, Кармади, – сказал он, по стеклу на столе подвигая к себе мою карточку. – Через два «а», да? По делу к нам сюда приехали?