Валерий Гусев - Фейерверк в пробирке

Сделано было красиво. Секунда - и оба охранника на полу, без движения, получают последние «добивающие» удары. Клиенты сбиты в кучку, их держат под прицелом. Кассир лихорадочно выкладывает «пачки денег» - двое бандитов укладывают их в чемодан.

– Все! Уходим! - командует хорошо знакомый Никишов совершенно незнакомым голосом.

Один из нападавших ставит перед кассиром будильник:

– Двинешься - взорвется!

Бандиты скрываются за левой кулисой. Появляются вновь - уже без масок, с довольными улыбками.

– Молодцы! - хвалит их режиссер. И делает замечание: - С охраной работать круче! Никишов, не бегать, ты должен демонстрировать уверенность и угрозу. Все взгляды будут прикованы к тебе. Будильник вот так вот не брякать - поставить очень осторожно, будто вы сами его боитесь. Ясно? Пройдем сцену с будильником еще раз.

Я тихонько притянул дверь и снова заблокировал ее табуреткой. Повернулся к Алешке.

– Здорово у них получается, - похвалил артистов. - Ты что?

Алешка смотрел на меня с какой-то странной усмешкой. Примерно так смотрела когда-то на него мама, когда он пытался доказать, что если бы земля была круглая, то в детский сад он шел бы в горку, а из детского сада - наоборот. Это была какая-то смесь усмешки с восхищением.

– Ты что? - еще раз спросил я. И добавил уже не очень уверенно: - Репетиция…

– Тренировка, - сказал Алешка спокойно. - Тебе еще доказательство нужно? Вот оно. И он протянул мне листок бумаги.

Мы дождались, когда актеры ушли из зала, выбрались из боковушки и сели в первом ряду.

Я стал рассматривать листок - за кулисами для этого было темновато.

Это была какая-то схема. Прямоугольнички, кружочки, надписи. Вверху большими буквами «ОП» - опорный пункт, что ли? Внизу более разборчиво: «Школьная, 12». Слева загадочно - «Вх». И еще пометки - «Ох-1», «Ох-2», «Кс».

– Ну и что?

– Дим, а ты на сцену посмотри. Только внимательно.

Я послушно и внимательно посмотрел на сцену. Там ничего особенного, требующего внимания, не обнаружилось: старый стол из учительской и несколько стульев.

– Молодец, Дим! Я догадывался, что ты сообразительный. Иногда.

Что - иногда? Иногда догадывался? Или иногда сообразительный?

– Видишь, как совпадает?

– Что с кем? - тупо спросил я.

Алешка взял у меня листок:

– Схема и сцена! Я в тебе ошибся!

А ведь он прав. Прямоугольнички на бумаге расположились точно так же, как столик и стулья на сцене.

– Ну… Это, Лех, как бы чертеж, схема будущих декораций… Эскиз…

– Это, Дим, схема будущего разбойного нападения. Эскиз преступления. - И Алешка, сложив листок, сунул его в карман.

– Откуда ты его взял? - спросил я.

– Оттуда. Из осиного гнезда в подвале. Я, Дим, сейф вскрыл.

Вот это да!

– Чем? Автогеном? Зубилом?

– Нежными детскими пальчиками, - Алешка рассмеялся. А потом рассказал.

Он, оказывается, после этого пузырька в конском брюхе еще пуще замечтал забраться в лабораторию. Заходил туда время от времени вполне легально. Что-то спросит, что-то потрогает. И все больше его привлекал этот железный сейфик. И стал Алешка подкатываться с этим вопросом к директору. Осторожно так, занудливо. Семен Михалыч наконец не выдержал и заорал:

– Не нужен ему никакой ключ! У этого сейфа дна нет! А дверца не отпирается! Потому что ключ сто лет назад потерялся!

Ну, остальное ясно. В удобный момент Алешка одной рукой немного наклонил этот ящик, а другую руку запустил под него и выхватил впопыхах то, что подвернулось. Это и была схема.

– А там, Дим, много чего есть. Всякие банки-склянки, коробочки какие-то. Ну, ничего - выберу удобный момент и все оттуда потаскаю.

Бегемот с копытами

Сегодня хороший день - воскресенье. Я люблю выходные, когда вся семья дома. Как-то спокойнее за всех. Особенно за папу с его опасной работой. Да и за маму я волнуюсь, когда она выходит из дома. С ней всегда на улице что-нибудь случается. Чаще всего в магазине или на рынке. Почему-то продавцы ее всегда обманывают, наверное, у нее вид такой… простодушный и доверчивый. И главное - она после этого всегда очень расстраивается.

– Представляешь, - говорит она папе с недоумением, - она даже не смутилась. Ей не было стыдно!

Маму всегда огорчает не то, что ее пытались обмануть, а то, что обманщику при этом не было стыдно.

– Вон даже наш Алешка, когда врет, его всегда совесть мучает.

– Не всегда, - туманно пояснил Алешка. - Когда за правду вру, не мучает.

Папа хмыкнул. Но ничего не сказал.