Юлия Михалева - Что скрывает снег [СИ]

Шурочка внимательно слушала. Ее лицо подергивалось, наполненные слезами глаза округлились от удивления.

- Конечно, он не стал бы той партией, что я мог для тебя желать. Но юность, чувства... Я все понимаю. Однако, не тревожься, Шура. Хоть ты и запятнала себя позором, я все тебе прощаю. Главное, что ты жива, тебя не похитили. Все же остальное мы как-нибудь поправим. Дорогое мое дитя...

- Дорогой мой папенька! - уткнувшись в подушку Миллера, Александра зарыдала в голос.

Даже боль отступила под натиском чувств.

- Не плачь, моя хорошая... Моя девочка... Все будет хорошо, вот увидишь, - тихо сказал архитектор, вызвав новые спазмы рыданий.

- Папенька! Все совсем не так, как ты думаешь, все гораздо, гораздо хуже! - наконец, подняв голову и всхлипывая, сказала дочь. - Узнав правду, ты никогда меня не простишь... Не назовешь своей девочкой...

- Назову, будь уверена...

- Нет, не говори так! Ты ведь даже не догадываешься! Я ушла от тебя, рассчитывая, что доктор сможет тайком довести меня до дальней станции, откуда и зимой ходит рабочий состав. Я думала, что смогу добраться до Петербурга, и уже потом когда-нибудь написать тебе обо всем... Но доктор уехал в ту ночь прививать оспу, и я осталась здесь.

- Но зачем же тебе столь срочно понадобилось в столицу, дочка? По лету мы могли бы отправиться туда вместе...

- Я намеревалась пойти в Калинкинскую лечебницу, папа.

Миллер не мог поверить.

- Что? Но зачем?

- Затем, что я, папа, больна французской болезнью... Да, у меня люэс! И я была права - знала, что такого ты точно не простишь!

Миллер сглотнул и перевел взгляд в беленый потолок.

Он, несомненно, еще много раз подумает о своих упущениях в воспитании дочери, но не теперь. Сейчас слишком больно.

- Ты сильно похудела, Шура... Так, значит, ты не в положении?

Александра отрицающе дернула головой.

- Ну, во всем уже есть хоть что-то хорошее. Где же ты планировала взять средства?

- Думала одолжить у доктора.

- У него есть столько? - недоверчиво поинтересовался Миллер, и продолжил: - Полагаю, что смогу определить тебя в лечебницу. Я все оплачу и организую твое путешествие, притом выйдет оно куда более безопасным.

- И больше не захочешь обо мне знать? - Александра снова схватилась Миллера за руку.

- Отчего же? Конечно, захочу. Я же сказал, что не держу на тебя зла. Все, что с тобой случилось -моя вина. Я слишком сильно тебя любил и избаловал. Ну а ты... Надеюсь, ты часто станешь мне писать. К тому же, как я слышал, пару лет назад ученые нашли новый метод лечения... болезни, про которую ты сказала. Не тревожься, Шура. Ты молода и, полагаю, сможешь поправиться. Я же подключу свои старые знакомства. Для тебя будет сделано все, что только возможно.

- Папенька! Ты мой ангел! Как же мне тебя отблагодарить? - дочь снова принялась осыпать архитектора поцелуями, но внезапно встрепенулась. - Любил? Ты сказал - любил?

- И сейчас люблю, - улыбнулся Миллер.

Просияла и Александра - как будто солнце вышло из туч.

- Но, может быть, ты все же расскажешь мне, что случилось?

- Я и в самом деле встречалась с негодяем Осецким... Весной мы собирались вместе уехать из города. Он убеждал меня поступить именно так, потому как ты, по его словам, отверг бы его повторно. И я ему верила. Я его любила.

Александра замолчала, собираясь с духом.

- Он заразил меня, подцепив поганую болезнь в гнусном заведении, куда хаживал. И, узнав, предпочел умереть, не сказав мне ни слова! Потом я поняла, что со мной что-то не так. Обратилась к доктору, и он подтвердил мои опасения. Вот и все - остальное ты уже знаешь.

- Тебе стоило все рассказать мне, дочь... Но знаешь, что? Пожалуй, теперь я полагаю, что твоя болезнь - далеко не худшее, что могло приключиться. Новая столичная метода - будем о том молиться - тебя исцелит. А тот паскудник, оставшись живым, уничтожил бы твою жизнь безвозвратно.

Помолчали.

- Папенька! Тебе слишком сильно больно?

Вернувшись из полицейской управы, доктор застал уютную домашнюю сцену. Оба его особенных пациента, грозивших большой скандальной историей, переплетя пальцы, ласково ворковали.

- Я хотела сделать для тебя дагерротип - в том самом новом платье, что мне прислали. Помнишь? Но не успела.

- Это и вовсе легко поправить.

- Скоро я могу стать уродиной, а мне бы хотелось, чтобы ты запомнил меня такой, как сейчас.

- Ничего подобного не произойдет. Ты всегда останешься такой же...

***

Сбросив с души камень, Елизавета повеселела и даже принялась за уборку. Под ее руководством рабочие Романова намедни заново выбелили проходную - ту, что инженер звал гостиной, и вынесли остатки испорченной обстановки. Сегодня супруга, просматривая петербургские журналы, прикидывала, что можно заказать по весне - хотя сам Романов рассчитывал, что обновки им уже не пригодятся.