Мария Долонь - #черная_полка

– Поставьте имя, дату и распишитесь тут. – Он указал на строчку «Принято от…» Михаил Осипович послушно взял протянутое перо, обмакнул в чернила и заполнил графу. Майер кивнул.

– Так сколько вас всего? – спросил он строго.

– Пятеро. Моя жена и трое детей.

– Вы обошли консульства?

– Конечно, иначе не смел бы вас беспокоить. Везде получил отказ за недостаточностью средств, а продавать драгоценности невесть кому сейчас опасно. Нашего соседа недавно за это задержали.

– Ну что ж, – отрезал Майер. – Остается только побег. Маршрут у нас отработан – через Францию, а там кораблем до Америки. Вас известят. Вещей не берите – разве что смену белья. – Он поднялся, жестом показывая Михаилу Осиповичу на выход. Но тот продолжал стоять, теребя в кармане платок, увлажнившийся в его вспотевшей ладони.

– Я хотел бы попросить вас о гарантии, – решился он наконец.

Майер посмотрел на него скорее изумленно:

– Гарантии? В какой же форме вы хотите их получить? – презрительно улыбнулся он.

– Мне говорили, что вы даете расписки.

Майер снова сел в кресло, выудил лист из картонной бухгалтерской папки, быстро вывел пером несколько строк, поставил роспись и промокнул бронзовым пресс-папье.

– Благодарю вас! – Михаил Осипович спрятал бумагу под рубашку и плотнее запахнул плащ.

Обратно он прошел через Турмштрассе в сизую тень поредевшего Аувальда. Он не стал прижиматься к парковой ограде, не двигался мелкими перебежками от дерева к дереву, а шагал размашисто и уверенно. Он был умиротворен той убежденностью, что окончательно откупился от арийского истукана, вырвался из когтей грудастого железного орла, как некогда высвободился из коченеющей хватки орла двуглавого. «От медведя ушел, от волка ушел» – вспомнилось ему из любимой сказки его русской няни.

Он так осмелел, что прошел по Готтшедштрассе до Соборной синагоги, снаружи такой основательной, будто вырезанной из монолитной скалы, – внутри ажурной и торжественной. Скоро он будет далеко от этих мест, но глубокой грусти он не испытывал, скорее облегчение. Чувство дома пропало у него с тех пор, как он эмигрировал из России.

Он вернулся домой в бурные объятия и причитания Зинаиды:

– Почему так долго! Я уже столько всего себе вообразила! Едва жива! Зачем ты пугаешь меня?

– Успокойся! Скоро все кончится! – сказал Михаил Осипович вкрадчиво.

– Ничего не кончится, пойми ты! Когда-то я тоже верила, что это безумие не может длиться долго, а ты посмотри – становится только хуже! Ты же видишь: они ни перед чем не остановятся.

– Тише, Зиночка! Для нас кончится, слышишь? У нас все будет хорошо. Я договорился.

– Миша! – запротестовала она. – Как можно? С кем?

– Это надежный человек, от Готлибов.

– Я не знаю, – сказала она, растерянно опуская руки.

– Вот! – Михаил Осипович достал бумагу из-за пазухи. – Тут наши гарантии! Нас переправят во Францию, а дальше до Америки. А пока спрячем расписку в наш тайник.

Они поднялись в детскую. Проснувшийся от их голосов внизу Веня замер, едва услышав скрип опускающейся дверной ручки. Михаил Осипович подошел к кроватке Анны и осторожно потянул ее на себя, взявшись за золотые шишечки. Встал на колени у самой стены, вытащил узкую рейку плинтуса и просунул куда-то внутрь небольшой листок. Едва он поднялся, Веня зажмурился и вжался в подушку.

– Если что-то пойдет не так, по этой расписке ты добьешься справедливости! – зашептал Михаил Осипович жене, стоявшей у порога за Вениной кроватью. Но мальчик ее не видел и послушно закивал на его слова, решив, что отец обращается к нему.

– Дэн, не надо так сильно! Макияж должен быть такой, как будто я с ним проснулась, – естественным.

– Если бы ты с ним проснулась, ты бы ни один фейс-контроль не прошла. Доверься мне, детка! Сколько раз я тебя уже выручал? Не мешай работать! Глаз закрой.

Инга закрыла оба и попыталась расслабиться. Нервный предстоял вечерок. Встреча с бывшими коллегами – все равно что очутиться в одиночестве, без защиты в пещере с ядовитыми змеями.

Где ты, Индиана Джонс?

– Можно не кривиться? Ты мне всю картину портишь. – Дэн топнул ногой. – Работать с тобой – одно мучение. Расслабь челюсти, не морщи лоб, не хмурься. Ты чего такая дерганая?

– Постараюсь. – Инга еще плотнее сжала зубы. – Нарисуй меня красиво.

– Я по-другому не умею. Ко мне, между прочим, дамы за неделю записываются. А ты нагло пользуешься тем, что соседка и что я к тебе неравнодушен. И можешь прийти вся такая: ах, Дэн, сделай меня звездой! Ах, мне надо позарез!