Далия Трускиновская: Умри в полночь

– Ко мне нельзя, я в гостинице живу, – ответил Артем. Нет, все-таки не стоило рассказывать ей правду. Ей же еще несколько месяцев, по крайней мере, жить с этими людьми – возможно, и до следующего покушения. Вераша до утра наверняка придумает какое-нибудь связное вранье… Ах, Витютя, витютя, сесть бы с тобой за столиком в пивбаре, поговорить с полчасика… Если, конечно, эта крашеная блондинка все еще тиебе нужна и ты не воспользовался поездкой на юг, чтобы отучить ее малость от себя.

– Домой тебе сейчас лучше не возвращаться, – продолжал он, сочинив правдоподобную причину. – Я там с Игорем сцепился, вмазал ему как следует. Тебе незачем мою кашу расхлебывать. Так что давай, Наташка, я просто отвезу тебя к подруге, а потом найду. Ты дашь мне ее адрес, телефон, ладушки?

И тут он, к величайшему своему удивлению, увидел моль. Очевидно, она сидела в кукле и вот просочилась в кабину.

– Гляди! – даже обрадовался Артем. – Ей-богу, моль! Иди сюда, маленькая, иди сюда, девочка… Ее, Наташка, лаской надо…

Он попытался прихлопнуть моль, но безуспешно.

– Ути-ути-утиньки… мои маленькие… – заворковал Артем, от азарта даже отпустив руль и держа разведенные руки наготове.

Следующий хлопок был удачным.

– Царствие небесное! – провозгласил Артем, отирая руки о штаны и хватаясь за руль. – Дожил, в машине моль завелась. Теперь, чего доброго, и тараканы заведутся, мыши в карбюрторе поселятся, крыса под полом зашебуршит, а багажник бродячие коты с помойки обживут! А?

Наташа даже не улыбнулась.

И он сообьразил – точно так же, как сейчас с молью, он мурлыкал с ней, гладя ее по плечам, уговаривая расслабиться, называя девочкой и глупенькой. Неудачно получилось – видно, воркованье стало его личным профессиональным штампом; отработанное и выверенное по интонациям, оно било наповал, и вот автоматизм привел к проколу… бедная Наташка…

– Ты не дуйся, – сказал ей Артем. – Говори лучше, куда ехатьт. Утро на носу.

– Артемчик… – она дважды вздохнула и решилась. – Ты не можешь так просто уехать! Ты должен мне все рассказать! Ты же не бросишь меня так…

– брошу, – твердо пообещал Артем. – Сейчас, по крайней мере, я тебе ничего рассказывать не буду. Вот ты остынешь чуток, тогда посмотрим.

– Но я должна знать правду! – воскликнула она. – Артемушка, миленький, ты же действительно сейчас бросишь меня! Я же знаю – адрес-то ты возьмешь, и телефон возьмешь, а звонить не будешь! Я же знаю!…

– Правда тебе нужна? – Артем затормозил и достал из кармана записки. – Ну, гляди, Люськин это почерк или чей-нибудь еще?

– Люськин… кажется…

– Люськин! Вот приедет дочка, ты ей эти штуки покажи – она тебе сразу объяснит, как она пишет и как здесь накарябано! Тетрадки свои покажет, которые с собой на дачу утащила. Ты по гроб жихни ее почерк запомнишь… мамаша…

– Артемушка!… И так тошло, а ты…

– Еще тошнее будет. Как только Люська объявится, ты немедленно – понимаешь, немедленно! – отправляешься в домоуправление и начинаешь ее прописывать! Чего бы это ни стоило. Нужно будет – подсвечник свой дурацкий продашь и кому положено в лапу сунешь. Поняла?

– Артемчик, миленький, ведь неизвестно – а вдруг она в свой техникум не поступит?…

Тут уж на Артема накатила ярость. Еще и потому, что он чувствовал небезупречность своего поведения в этом запутанном деле.

Наташа, стоило тучам над головой разойтись, вернулась к прежнему – к одиночеству, которое, как ей казалось, вернее может приманить будущего мужа или хоть любовника. А может, ее вполне устраивал роман с Витютей, раз уж невозможно женить его на себе? При любом раскладе, ей нужна комната, в которой можно заниматься любовью, не глядя на часы и не дергаясь, что сейчас заявится дочка.

На сей раз Артем сходу прекратил надоевший ему за ночь анализ поступков стареющей женщины.

– Не поступит – ерунда. Но чтоб она теперь с тобой жила, ясно? И чтоб ты ее всюнаизусть выучила! И чтобы ее почерк знала, тетеря!

– Артем! – воскликнула она, но он уже не мог остановиться.

– Ну что вы за народ такой – бабы? Любить – и то разучились! Любовь у вас какая-то истерическая! Одноразовая! Как в петлю – пожалуйста! Наревелась и полезла в петлю!

– Артем, ты этого не трожь! – рассвирепела и Наташа. – Я – мать! Я за своего ребенка!…

– Вот именно! – перебил Артем. – В петлю за ребенка – с удовольствием даже! Вот, мол, какая я любящая мать! А любить-то каждый день нужно! И любить, и прощать – каждый день, без выходных! Когда вы, дуры, до этого доживете? Когда вы этому научитесь?