Ольга Тарасевич - Крест Евфросинии Полоцкой

Конечно, с раздражением подумала Вронская, человек несовершенен. И кто без греха, пусть первый бросит в меня камень. Но все-таки какие-то уж очень невоспитанные эти женщины. Мешают, сбивают с молитвы!

Невольно выслушав жалобу на Интернет-зависимых короедов, Лика переместилась на противоположную сторону храма, подальше от болтливых прихожанок.

Она просила у Бога помощи, просила сил, чтобы отпустить Франсуа. Но буквально через минуту за спиной вновь зазвучали те же голоса.

– А туалет здесь есть, интересно?

– Думаю, должен быть. Батюшки что, не люди?

– А меня туда пустят? А то я на работе сходить не успела. И сейчас мучаюсь.

– Если не пустят, это неправильно будет. Что им, жалко, что ли?

– Как же писать хочется! Прям до смерти!

Лика осмотрелась по сторонам. Надо прятаться, это очевидно. С ее-то темпераментом еще пара минут – и она точно сорвется на нравственно-воспитательный спич. А сейчас не место, не время. Со своими бы проблемами разобраться вначале.

Сбоку виднелся полукруглый дверной проем. Лика сделала пару шагов, разглядела небольшие ступени, ведущие в полутемную комнатку. И, не выдержав, осуждающе оглянулась.

Возле иконы с изображением апостола Луки больше никого не было. Странные женщины исчезли!

«Но в церкви же такая акустика, что даже на цыпочках неслышно не пройдешь, – ошалело подумала Лика. – Бесы, точно бесы. Мамочки, что же делать! К священнику, срочно. Я думала, что самое страшное – это когда в четыре часа ночи вдруг сам по себе врубается музыкальный центр. Когда в квартире раздается вой, какое-то хихиканье. Так случалось во время работы над последним романом. Я была не права! Вот он где, ужас! Чертовщина в церкви! Тетки-то испарились! Мне точно надо исповедоваться, причащаться, каяться! Все и по полной программе!»

Она хотела пойти к женщине, продававшей у входа в храм свечи и иконы. Спросить, когда можно поговорить с батюшкой. И так заторопилась, что ударилась коленом о незамеченный в полумраке выступ.

«Бесы, бесы, – уныло думала Лика, массируя коленку. Пришлось даже опуститься на ступени, нога совершенно не сгибалась, от попытки сделать шаг искры летели из глаз. – Ничего, я вам еще покажу. Вы из меня изгонитесь, как миленькие».

Она вздрогнула, заслышав шаги. И обомлела. Откуда-то сбоку – видимо, в эту комнатку был еще один вход – появились двое. Парень в очках, лицо усыпано веснушками. Ничего примечательного, похож на студента-«ботаника». Но его спутник, священник…

«Зачем батюшке такое лицо? Разве можно со столь броской внешностью проводить службы? Да на него все женщины, наверное, смотрят, глаз отвести не могут, – думала Лика и понимала, что уже минимум в пятый раз оглядывает угадывающуюся под рясой стройную фигуру, и серые глаза с длинными ресницами, и четко очерченный рот, который не скрывают небольшие усики и аккуратная бородка. – Как он молод для священника, ему тридцатник максимум. И как не похож на тех монахов, которых я видела, когда готовила репортаж о монастыре. Лица монахов поражали своей одухотворенностью, искренней верой. Но не такой земной, завораживающей красотой!»

Они не заметили ее, скрытую полумраком и выступом колонны.

– Исповедь проходит здесь, Коля, после нее верующий принимает причастие, – сказал священник. – Но сейчас тебе лучше повременить. Ты давно не приходил в церковь, поэтому тебе следует сначала попоститься, чтобы в смирении и молитве вспомнить все свои прегрешения.

– Отец Алексей, – голос парня звучал раздраженно. – К чему этот бюрократизм? Православная церковь вообще склонна к бюрократизму, как вы думаете?

«Он офигел, – подумала Лика. – Мне почему-то начинает казаться, что я на пресс-конференции. Манера задавать вопросы у этого „ботаника“ какая-то уж очень журналистская».

Священник пожал плечами.

– Нет, конечно. Православная церковь – это Тело Христово. В церкви Христос живет в людях, в каждом человеке. Только православная церковь получает на Пасху благодатный огонь. Она всегда была близка людям, была с людьми. И то, что я прошу тебя подумать перед исповедью, – это не бюрократизм. Покаяние есть одно из главных таинств. Пусть же душа твоя примет его целиком и полностью.

– Отец Алексей, мне некогда. Ситуация очень серьезная. Я… я… – парень запнулся. А потом, вздохнув, снял очки и едва слышно закончил: – Я хочу убить.

– Коля… Да даже думать об этом грех смертный!

– Они сами виноваты! Мои однокурсники, близнецы Грековы. Никитос и Александрос, их так на факультете называют. Они достали меня!