Ян Валетов - Остаться в живых…

Пименов уж собрался было спросить, кто гусь, а кто свинья, но вовремя прикусил язык.

– И эти двое… – продолжил Владимир Анатольевич. – Ну, Ленка – баба огонь! Еще в соку, как посмотришь, так сразу и пробирает… Как была помоложе, так не пробирало. Я ж ее помню! Так, дохленькая поблядушка, давалка, каких пруд пруди… А тут – характер! Прям слона на скаку остановит, и хобот ему оторвет! А Ельцов… Будет ему земля пухом…

Кущенко примерился, наклонился и аккуратно сплюнул через фальшборт.

– Ничто. Пустое место. Ему с такой бабой рядом нельзя. Как он так долго протянул – ума не приложу. Для обычного мужика такая, как Изотова – это даже не граната в заднице – гораздо хуже.

Он замолчал ненадолго.

– Ты врубаешься, зачем я тебе об этом говорю?

– Меня предупреждаешь?

– Почти. Мне-то, Пима, это по барабану… Хочешь – суй куда хочешь хоть голову, хоть головку! Просто, я смотрю, ты уже попал… А с телками так нельзя! С телками надо осторожненько, потому, что если баба чувствует, что ты на крючке, то …

Кущенко махнул рукой.

– Ну, ты у нас мальчик взрослый. Сам соображаешь, да? Она же из тебя веревки вьет. Вот за что я, Леха, люблю продажную любовь! Купил себе все, что надо, и не паришься. Тебе за бабки такой Париж устроят, что «за бесплатно» и не приснится! А надоели – гони к чертовой матери! Такого добра на рубль пучок!

И тут Пименов понял, что чего-то не хватает.

– Где они? – спросил он.

– Кто?

– Эти твои телки?

– А… Телки? Домой отправил!

– Вплавь? Ты что, их убил?

Кущенко рассмеялся.

– Да, говорят же тебе – домой отправил! Нахера мне руки пачкать? Я что – больной? Я в городе человек уважаемый… Это ты у нас асоциальный элемент! Зачем друга утопил, а? Куда Ельцова дел? Кто убил кассира Сидорова?

– Где они?!!

– Да не ори ты, Пима! – попросила Изотова, появляясь на палубе. – Я их на лодке отвезла в соседнюю бухту. Там есть проход наверх. Выползут, жирок порастрясут! Это тебе не у клиента на члене прыгать… Жить захотят – выползут.

– Ну? – спросил Кущенко торжествующим тоном. – А ты меня сразу в убийстве обвинять! И как в твою голову такая глупость могла прийти? Кто из нас гуманист? А?

Береговая линия в соседней бухте была совсем узенькой. Если наяды не выползут наверх по крутой и узкой козьей тропе, то их просто смоет в море прибоем за пару часов. А если сорвутся на полпути – то так и останутся лежать в тесной расщелине, пока кто-то случайно на них не наткнется. А ходят здесь редко… Так кто там у нас гуманист?

– Не парься, – Кущенко, казалось, прочитал мысли Пименова. – Выползут. А не выползут, что с них, тупых блядей, взять! Никто и искать не будет, уж поверь! А шанс я им дал!

– На кой ты их сюда тащил, Кущ?

– А это чтоб тебе в голову глупости не лезли…

– А сейчас не полезут? Не боишься уже?

– А сейчас мне уже по барабану! – заявил Владимир Анатольевич. – Полностью. Мы с Ленкой обо всем договорились. Даже о том, что тебя кидать полностью не будем. Ты у нас, Пима, что-то вроде гаранта.

– И давно договорились?

Кущенко посмотрел на Губатого как смотрят на душевнобольного – с колоссальным сочувствием и брезгливостью.

– Давно, конечно. Ексель-моксель! Еще до того, как они с Олегом к тебе пришли. Пима, ты что, всерьез думал, что тебе кто-нибудь дал бы в прибрежных водах шастать, как по бульвару? Это ж погранзона, а не хухры-мухры! Кого, наивный ты наш, хотел обмануть своей баечкой про туристов? Что, я не знаю, как ты туристов катаешь?

– Это правда, Ленка? – спросил Губатый.

– Правда… – сказала она нисколько не смущаясь. – Но что это меняет?

– Ровным счетом ничего.

– Тебя никто не собирался кидать, Леша…

– Да? Он уже сказал… Полностью вы меня не кинете. Отвалите от щедрот…

– Да, не боись, Пименов! – ободряюще сказал Кущенко. – Ну, что, тебе пяти процентов мало будет? Ты ж у нас бережливый и экономный! Перетопчешься!

– Значит, ты и тут решила подстраховаться? – Губатый смотрел ей в глаза и Ленка не отводила взгляд. – А как вы собирались избавиться от Олега?

– По обстоятельствам, – отрезала она. – Не трогай Ельцова. Он мертв, и я не хочу плохо говорить о покойниках. Он умер легко, и пусть мне это зачтется. Это лучшее, что могло с ним случиться!

– Костыли, – произнес Пименов с грустью. – Он – костыль. Я – костыль. Нет людей… Одни только костыли. Представляешь, Изотова, если в мире не останется никого, кто тебя искренне любит? Вот для тебя все только подпорки, ступеньки на лестнице, по которым ты идешь к цели. И вот доползаешь ты до цели… Все! Туча в твоих руках! Глядь, а вокруг никого… Одни костыли, подпорочки, ступенечки… Ау? Кто тут меня любит? Кто тут мне предан по-настоящему? Ан – нет никого… Ступеньки, они ведь любить не могут, если, конечно, знают, что они ступеньки! Не затоскуешь? Или выберешь себе костыль для любви? Оно так, конечно, проще! Находишь себе молоденького, и пристраиваешь в дело, только не всегда удержать получается…