Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

– Я не знаю. Я правда не знаю, Миша! Сначала мне показалось, что это… он… тот, что горит в аду, понимаешь?

Глебов внимательно смотрел ей в лицо.

– Мне не нравится, что ты все время говоришь про ад, – вымолвил он наконец, – давай лучше про рай.

– Он может быть только в аду, – повторила она упрямо. – Он не может быть в раю.

– Твой муж?

Она кивнула. Глаза у нее потемнели.

– Он позвонил и сказал, что я осталась такой же сукой, какой и была. Он сказал, что плохо меня воспитал. И если я не послушаюсь его и не сделаю то, что он говорит, он меня убьет.

– Так. Что ты должна сделать?

– Сказать всем, что это я его убила! – Она стиснула Глебову руки ледяными пальцами. – А я не убивала, понимаешь?! Я его не убивала!

Глебов осторожно высвободил ладони, встал и походил по кабинету. Остановился у нее за спиной и спросил осторожно:

– Света, а ты не принимаешь успокоительное?

Она стремительно оглянулась на него. Он отвел взгляд.

– Ты думаешь, у меня… галлюцинации?

– Не знаю.

– Я никогда не принимала никаких успокоительных, – выговорила она четко. – Никогда и никаких!.. Я знаю, чем это может кончиться.

– Чем?

– Сумасшедшим домом, – опять отчеканила она. – Я не принимала их не потому, что я такая сильная, а потому, что мне очень хотелось его убить. А я знала, что, если меня отправят в сумасшедший дом, я никогда не смогу с ним покончить! А мне так хотелось! Я жила для того, чтобы его пережить. Я его пережила, и вот теперь кто-то звонит мне и говорит его голосом, что это я убила! А я не убивала!..

У Глебова заболела голова.

Опять, в который раз, он пожалел, что ввязался в это дело!

В конце концов, она и впрямь может оказаться ненормальной! И что он тогда станет делать?!

Ничего, сказал вдруг кто-то у него в голове. Ты будешь продолжать делать то, что делаешь сейчас. Тебя все тянет спасать мир, но как-то по мелочи, невразумительно. Ты разбираешь супружеские дрязги и вызволяешь из-за решетки проворовавшихся мэров! Тоже неплохо, конечно, но попробуй, спаси эту женщину, и, может быть, мир станет немного лучше. Не то что в нем не станет супружеских ссор и проворовавшихся мэров, но в твоем, личном, мире все изменится! Может быть, придет в равновесие, а может, и нет, но стоит попробовать!

Лучше сделать и сожалеть, чем не сделать и сожалеть!

Глебов сверху посмотрел на ее разлетавшиеся волосы, на сгорбленную спину, на стиснутые руки и черный топаз на тонком пальце.

– Он тебя… истязал?

Светлана подняла на него глаза.

– Когда мы разговаривали в кафе, а потом у тебя дома, ты рассказала мне не все, так?

Она смотрела на него, не моргая. Как там?.. Очи какие? Жгучие?..

– Именно поэтому ты все время говоришь про то, что он горит в аду, а не потому, что когда-то он принудил тебя к браку и разлучил с любимым человеком? Прошло слишком много лет, чтобы так убиваться из-за давней любви, а к тому, что твой муж подлец, ты была готова! Какому нормальному человеку может прийти в голову шантажировать женщину собственным отцом, чтобы на ней жениться?!

– Он был ненормальным человеком! – выкрикнула она и вскочила на ноги. – Я никому и никогда об этом не рассказывала и никогда не расскажу!

– Он на самом деле… издевался над тобой?

Она кивнула очень сосредоточенно, как школьница, отвечающая на вопрос учителя.

– Все десять лет?

– Потом я смогла его остановить.

– Как?

– Он не хотел, чтобы в издательстве знали, что я его жена, он был уверен, что станет великим писателем, пророком, философом и так далее. Он думал, что негоже, когда у пророка жена – секретарша и что именно она принесла в издательство его рукопись!

– Зачем ты ее принесла? Тебе тоже хотелось, чтобы он стал великим писателем?

– Он меня заставил. Ему совсем нечем было заняться, он стал писать романы и меня заставил показать издателю его рукопись! И я показала. Я боялась его до смерти. Как… крокодила! Мне много лет снится, что за мной гонится крокодил и я залезаю на шкафы и полки, а он все крушит, и я все время слышу, как за мной все валится, падает, и он меня настигает!..

Ее вдруг заколотило так сильно, что задрожали волосы, и руки затряслись тоже.

– Не трясись! – скомандовал Глебов, и она послушно перестала трястись и испуганно уставилась на него своими глазищами.

– Что такое? – не понял Глебов.

Она молчала и таращилась на него.

– Постой, – сказал он в безмерном удивлении. – Ты что? Меня боишься?!

Она отвела глаза, и он неожиданно понял, что она на самом деле боится!.. Этого не могло быть, но это так и было!