Наталья Солнцева - Черная роза

Ей всегда чего-то не хватало. Ей не хватало настоящего, беззаветно преданного друга, который думал бы о ней, а не о себе, кто соединил бы свои усилия с ее усилиями, кто не оставил бы ее ни при каких условиях! Она рисовала себе облик воображаемого героя, жаждала встречи с ним, сомневалась и страдала. Только сильное, подлинное чувство могло дать ей желаемое счастье, сделать ее цельной и непобедимой в своих намерениях.

Черная Роза знала, чего хочет. Знала она и неумолимый Закон, – ей придется заплатить немалую цену за этот приз. Какую? Кажется, ей представилась возможность узнать это. Что ж, настала пора сделать выбор…

Она бросит все! Пусть Великий План осуществляется без нее! Все равно, ничто не заполнит ту гулкую пустоту в сердце, с которой она боролась и жила, мечтала и ненавидела. Ее выбор – Любовь! У них с «Вадимом» есть возможность уйти вдвоем. До следующего раза! Может быть, ей еще захочется занять Трон Осириса, кто знает… Но это потом!

– Я уступаю дорогу…на время! – решительно сказала она, беря «Вадима» за руку. – Мы создадим этот мир вдвоем! Он будет таким, как мы захотим!

Огонь свечи дрогнул и погас, пол напружинился и поплыл из-под ног, стены начали истончаться и превращаться в прозрачные дымные перегородки, постепенно растворяющиеся в первозданном мраке, окружившем двух беглецов, – мужчину и женщину, – которые больше не были телами из плоти и крови. Энергетические фантомы [59] Фантом – причудливое видение, призрак. их подхватил закрученный влево по спирали золотоносный вихрь, стремительно исчезающий среди бушующей снежной стихии.

Спустя мгновение все стихло, и только вьюга пела над старым переулком Москвы свою бесконечную унылую песню…

Сиур решил не сообщать Владу, что они едут в Москву, все.

– В заключительном акте драмы участвует только основной состав, – сказал Никита. – Мы одни можем сделать это. Больше никто. На этом отрезке времени нам уже никто и ничто не в состоянии помочь.

Два «джипа», один за другим мчались в город по заснеженному ночному шоссе. Колкая белая крупа хлестала по стеклам. В салоне царило напряженное молчание. Казалось, за окнами пролетает не зимняя ночь, а необъятная, великая Вечность, полная ледяного звона и света звезд. Там, выше снежных туч, горело созвездие Ориона и тускло мерцал Млечный Путь…

Все вокруг остановилось, – река в каменных берегах, угрюмые соборы, дворцы, дома и деревья, едва различимые сквозь метель. Розовый особнячок, где некогда проживал Альберт Михайлович, притаился среди высоких, белых от снега тополей и лип. Все окна были темны, единственный фонарь у подъезда не горел.

– Машины оставим здесь, за углом, – прошептал Никита.

– Фонарик брать? – спросил Горский, вытаскивая большую спортивную сумку.

Ехать решили налегке, без лишних вещей. С собой захватили только статуэтки и рубиновые серьги. Ключи от подвала были у Сиура, еще те, с которых он когда-то не поленился сделать дубликаты.

В подъезде, на первом этаже, горела маленькая лампочка. Прячущийся в углу кот сверкал глазами. Пахло старой штукатуркой и пылью.

– Нам повезло! – воскликнул Сиур, открывая дверь в подвальное помещение. – Замки никто не удосужился поменять. Заходите быстрее!

Один за другим, все проскользнули в темный провал входа. Последним оказался Никита. Прежде, чем закрыть дверь, он на секунду замер и прислушался. В доме стояла глухая, настороженная тишина: ни звука, ни шороха. С мягким, вкрадчивым стуком, дверь затворилась.

В темноте подвала послышались возня и приглушенный смех, – кто-то из женщин споткнулся и едва не упал. Вспыхнул мощный фонарь Горского, вырывая из темноты сваленные в кучу старые стулья, пыльные сундуки, вешалки, оленьи рога, то самое кожаное кресло, на котором когда-то нашли арбалет…

– Ой, девочки! – воскликнула Валерия. – Смотрите, какое чудо! Сережа, посвети сюда!

Она показала на клавесин, приткнувшийся у стены, уставленной свернутыми в трубки коврами и занавесами любительского театра. Перламутровые инкрустации на крышке казались отблесками безвозвратно ушедшего стиля жизни, неторопливого старомосковского дворянского уклада, в котором находилось место и достойное положение всему, – и катаньям на тройке с колокольцами, под визг полозьев, и стерляжьей ухе на обед под стопочку ледяной водки, и изящным манерам, и танцам, и музыке, и литературным вечерам, и театральным премьерам.