Елена Арсеньева - Безумное танго

Так вот и получилось, что Тамара очнулась в совершенно незнакомом месте и долго не могла понять, что же с ней произошло. Она так страстно хотела умереть там, в красном уголке, что почти поверила в свою смерть и какое-то время всерьез воспринимала больничную палату отделения гинекологии как нечто нереальное, гадала только: это уже ад или еще чистилище? Рай отпадал изначально, в раю такого убожества быть просто не могло. Впрочем, на ад это тоже не было похоже, ведь в аду она уже побывала и прекрасно знала, как он выглядит.

Здесь, в гинекологии, Тамара постепенно вспомнила, что с ней произошло, и узнала о смерти мужа. Здесь же она ощутила первые подозрения, а потом и убедилась окончательно, что беременна.

– Это чудо, это просто чудо, что вы не потеряли ребенка! – пламенно воскликнул молоденький гинеколог, тоже знавший ее историю, но Тамара успела уловить издевательский промельк в глазах медсестры.

Уж эту рыжую, с лошадиным лицом бабищу нельзя было обмануть сентиментальным «чудом»! Она, конечно, не знала и знать не могла, что Валерий Шестаков оказался бесплоден и, когда это выяснилось, превратил в ад жизнь свою, своей жены и всех окружающих. Но медсестра умела считать, сопоставлять факты и обладала чисто женским умением видеть изнанку всякого события, а потому… потому она поспешила спрятать неуместную усмешку. Может, все-таки пожалела эту женщину, похожую на призрак? Если только бывают беременные призраки…

Вот ведь странно: мужчины все как один, кому только становился известен кошмар, случившийся на заставе Приморские Тетюши, жалели Тамару. Наверное, из-за смерти Валерия. Должно быть, каждый представлял себя на его месте и начинал мучительно гадать, как бы поступил он, если бы узнал, что… Ну, словом, узнал то, что узнал Валерий. А вот женщины, как та рыжая медсестра, едва могли скрыть ухмылки. Можно было представить, что говорилось за спиной Тамары! Наверное, они считали, будто она сама во всем виновата. И эта бесовская проницательность ее поражала. Все-таки не зря змий-искуситель обратился напрямую к Еве, минуя Адама: чуял родственную душу! Так и эти тетки все чуяли…

Тамара кусала губы, пытаясь не плакать, хотя никто, наверное, не удивился бы, если бы она рыдала сутки напролет.

Она боялась, что слезам не верит не только Москва, но и Нижний Новгород. Однако здесь все складывалось не так уж и плохо. Сначала она обосновалась у отца, потом, когда стало понятно, что не сможет ужиться с мачехой, занялась проблемами квартиры. Переезд, устройство на работу помощником режиссера на телевидении, заочная учеба в университете, переход из помрежей в корреспонденты, а потом и в редакторы… Сын рос, у Тамары были с ним нормальные, несколько прохладные отношения. Пожалуй, именно отсутствие слепой материнской любви и помогало держать Олега в необходимой строгости. Мальчишка, к ее изумлению, получился неплохой, быть может, чуточку скрытный, но это не волновало Тамару до тех пор, пока полгода назад она не обнаружила двух его увлечений: одного тайного, другого явного.

Тайное открылось, когда Тамара подшивала в его комнате оборвавшуюся занавеску и катушка укатилась у нее под кровать. Доставая катушку, она наткнулась на коробку из-под кроссовок, чем-то набитую доверху. Подняла крышку – и едва подавила в себе желание суеверно перекреститься, встретившись взглядом с… Валерием!

Это была его большая фотография, сделанная в день окончания училища, незадолго до свадьбы. У Тамары на миг защемило сердце, таким молодым красавцем был на этом снимке Валерий. Просто неотразимым! Потом именно это лицо она частенько видела в своих грешных снах – это юное, свежее лицо, а вовсе не ту обрюзгшую ряшку, в которую оно превратилось уже года через три. Не отдавая себе в этом отчета, она высматривала пленившие ее черты во всех молодых лицах, ну а поскольку на заставе перед ее глазами были только солдаты, она и смотрела на них так внимательно, так…

Отогнав воспоминания, Тамара принялась перебирать содержимое коробки. Там были погоны Валерия и множество его фотографий, лежали его солнечные очки с одним выдавленным стеклом, кокарда, еще какие-то мелочи вроде мундштука и значка выпускника училища, почему-то ластик, комсомольский билет… Теперь понятно, куда это в одночасье подевалось. Тамара-то думала, что нечаянно выбросила всю эту ерунду еще при переезде на новую квартиру, но не больно огорчалась.

Однако главное, что ее поразило, – это письма. Написанные почерком Олега – сначала неуверенным, детским, потом тем острым, мелким, колючим, который он приобрел в последнее время, – все они начинались словами: «Здравствуй, дорогой папочка!» – и были адресованы мертвому отцу. Отцу, как бы не так! Человеку, которого он считал отцом, чью фамилию носил и образ которого, сложившийся в его сознании по скупым отговоркам Тамары и слезливым россказням тети Вали, увы, абсолютно не соответствовал действительности. По этим письмам, которые Тамара второпях проглядела, можно было понять, что Олег не считает отца мертвым. Почему-то он думал, что мать просто сбежала от мужа, даже не сообщив ему о своей беременности, и отец где-то живет, не подозревая о том, что у него есть сын. В каждой строчке было столько искренности, которой никогда не требовала от сына Тамара, и столько любви, которой она никогда от него не ждала!..