– Ты все забыла?! – спросил я. – У тебя все из головы вылетело?! И ты уже не помнишь, что сама умоляла меня прекратить соваться в криминальное болото? Я дал тебе слово, что ставлю точку, и я его держу! Но ты начинаешь беситься от скуки и никак не можешь понять, почему я отказал Марине!
– Не ори, – попросила Анна. – Ты меня убедил, что останешься верен своему слову, даже если рядом с тобой буду погибать я.
– Только не надо выжимать из меня слезу.
Если бы ты знала, что случилось утром, думал я, рассматривая красивые глаза Анны, то поняла бы сразу, что кто-то пытается меня запугать, заткнуть рот и навязать свои правила игры. Тот, кто испортил акваланги, был уверен, что я сделаю все возможное, чтобы милиция не узнала о шмоне в номере Курахова. А потому все надо делать вопреки. Пусть Курахов пишет заявление. Так будет лучше.
– Анна, тебе не надоело играть в Шерлока Холмса? Кажется, мы давали друг другу слово, что больше не будем заниматься всякими рискованными авантюрами.
– Не надо прикрывать трусость верностью собственному слову.
– Ну, раз ты такая смелая, так сама и разбирайся с профессором и его набожной падчерицей!
– Так я и сделаю, можешь не волноваться.
– Валяй, валяй! Только поторопись, а то профессор приведет сюда целое отделение.
– Чао, милый! – Анна поднялась с кресла. – Сиди здесь и обслуживай клиентов. Главное, всегда оставайся верным своему слову!
– Скатертью дорожка, комсомольская активистка!
Анна закончила разговор, хлопнув дверью. И почему женщины так любят ставить точку этим способом?
Я подскочил к окну, приоткрыл стеклянную мозаику, через щель глядя вниз. Остынет, подумал я, но без особой надежды. Разобьет пару стаканов и остынет. И все вернется на круги своя. Она будет стоять за стойкой бара, а я рыть бассейн и ковыряться в поломанных магнитофонах.
На меня вдруг нахлынула такая тоска, что я поморщился, прикрыл окно, сел за стол и обхватил голову руками. Это ломка, подумал я. Меня, как наркомана к игле, снова тянет к той дьявольской работе, воспоминания о которой вот уже почти два года я тщетно пытаюсь похоронить. Я думал, так лучше будет для нее, для нашей семьи, которую мы безуспешно строим уже несколько лет подряд.
Внизу грохнула калитка. Все-таки не остыла. Ушла. И напрасно. Теперь ей придется мучительно искать повод, чтобы вернуться. Никуда мы друг без друга не денемся, потому как давно срослись, давно стали родными людьми.
Сашку я выдрессировал неплохо, хотя до конца выбить из него лень мне так и не удалось. Он зашевелился на стуле, нехотя сполз с него, зажал сигарету в зубах и, стряхивая с брюк пепел, ответил:
– Да, взяла сумку и выбежала.
– Куда выбежала? Налево, направо?
– К морю, кажется.
– Она лед не заготовила, не обратил внимания?
– Не-а.
Я смерил официанта долгим взглядом. Нет ничего хуже, чем брать на работу родственника своих друзей.
– Потрудись не курить, разговаривая со мной, – сделал я ему замечание и тотчас почувствовал себя старым, вечно ворчащим занудой.
Сашка, сверкая аспидными стеклами непроницаемых очков, крутил головой, глядя то на калитку, то на меня, и не скрывал своего жгучего любопытства – чем кончится наша затянувшаяся размолвка с Анной? Он в открытую балдел от удовольствия наблюдать за тем, как разворачивается настоящая любовная драма. Я делал вид, что озабочен хозяйственными проблемами, а Анна интересует меня постольку поскольку. Сашка не верил моей игре. Это подхлестнуло мою решимость.
– Рита! – позвал я пятнадцатилетнюю школьницу, которая подрабатывала у меня в сезон посудомойкой. Когда девушка, вытирая руки полотенцем, вышла во двор, я сказал: – Назначаю тебя барменом. Какой у тебя был оклад?
– Пятнадцать долларов, – испуганно ответила девушка.
– Теперь будет пятьдесят.
– А как же Аня? – спросила обалдевшая от счастья посудомойка, хлопая глазами.
– Анна уволена! – ответил я достаточно громко, чтобы это услышали все работники гостиницы и кафе.
«Приключений ей захотелось! – думал я, непроизвольно пожимая плечами и дергая руками, как паралитик. – Спокойная жизнь ей стала в тягость! Она забыла, как свистят пули под носом! Искательница приключений, черт ее подери! Нет, я сыт уголовщиной по горло. Хватит!»
Сашка начал сервировать столы к обеду. Сначала он накрыл крайний справа стол, за которым обычно сидели Марина и отец Агап. Я, искоса наблюдая за ним, сел у стойки бара со стаканом холодного апельсинового сока. Сашка понес тарелки с окрошкой на второй стол, где еще сегодня утром завтракали молодожены. У меня дрогнуло сердце от тоски и боли. Неужели это правда, думал я, неужели они в самом деле захлебнулись? И никто, кроме меня и Марины, об этом не знает?
Читать дальше